Речная старина

О сайте | Ссылки | Благодарности | Контактная страница | Мои речные путешествия |
Волга | Днепр | Кама | Нева | Ока | Окно в Европу | Север | Урал и Сибирь |
Материалы из газет, журналов и книг | Путеводители | Справочные и информационные материалы |
Список пароходов (1852-1869 гг.) | Справочник по пассажирским пароходам (1881 - 1914 гг.) | Старый альбом | Фотогалерея |
Коллекция Елены Ваховской | Коллекция Зинаиды Мардовиной | Коллекция Игоря Кобеца | Коллекция Сергея Новоселова |
События 1841-1899 г.г. | События 1900-1917 г.г. | События 1918-1945 г.г. | События 1946-1960 г.г. | События 1961-1980 г.г. |

IV.

Скажу теперь несколько слов о канале Александра II и о причинах, вызвавших его сооружение. Для этого необходимо предварительно вкратце передать позднейшую историю Петровского канала.

Я уже упомянул, что по смерти Миниха канал начал приходить в запустение; по мере того, как он напоминал о себе, о нём вспоминали, но не надолго. Злоключения начались ещё 1774 года, когда он летом обмелел настолько, что все судоходство приостановилось, и торговля понесла значительные убытки. Усилили резервуары канала присоединением ближайших, маленьких озер. В 1790 году судов накопилось много, а двигаться им пришлось так медленно, что многие из них были захвачены зимою, и около четырёх тысяч лесных гонок замерзло в канале. Тогда устроили второе устье канала в Шлиссельбурге, прокопанное уже по повелению Павла I. В 1817 году канал снова обмелел на столько, что нашли необходимым углубить на 4 фута его засорившееся дно, на всём протяжении до Ладоги. Шлюзы, водоспуски и остальные сооружения к этому времени уже сильно обветшали, требовался общий ремонт. В виду этого ремонта было решено, не углубляя дна, поднять уровень воды посредством будущих, новых шлюзов; но так как ремонт всех сооружений требовал больших расходов, то дело и откладывалось с года на год. А между тем, в засуху 1826 года Петербург, благодаря каналу, чуть не остался на зиму без дров и других предметов первой необходимости. Осенние дожди поправили дело, но торговля, всё таки, понесла значительные потери. Тогда император Николай I повелел соорудить новые, гранитные шлюзы и возобновить все прочие сооружения (которые существуют и до нашего времени). Но, запущенный сначала, канал продолжал засариваться по прежнему, и, не смотря на новые шлюзы, углубление его на 4 фута, всё таки, оказывалось необходимым. Эта операция по смете обошлась бы не менее как в два с половиною миллиона рублей. Над этой суммою пришлось призадуматься. Петербургское купечество в 1857 году предложило устроить для этой цели особый частный сбор с грузов, проходящих каналом; таким образом расходы со временем могли бы покрыться, но из подрядчиков никто не хотел браться за работу, так как, по причине движения судов, копать можно было только поздней осенью и ранней весною, и при таких условиях работа затянулась бы лет на семь. А между тем канал не ждал; засорение дна прогрессивно подвигалось вперед; приходилось уже ограничивать количество груза на судах, чтобы уменьшить глубину их осадки, грузов же в то время приходило всего на сумму до 100 миллионов. Обратились к известному тогда подрядчику Гладину, прокопавшему незадолго перед тем два канала: Белозерский и Онежский; но и Гладин, в виду предъявленных условий, отказался от работы, утверждая, что производить её во время осенней сырости и в особенности раннею весною значило обречь большинство рабочих на верную смерть. Но остановить движение судов было невозможно. Положение оказывалось безвыходным.

Тут в министерстве путей сообщения, которым управлял тогда К. В. Чевкин, явилась мысль провести рядом со старым каналом другой, сооружение которого могло производиться в стороне, без всякой помехи для судоходства. Главным неудобством приладожских каналов служит то обстоятельство, что уровень озера периодично, в продолжение каждых семи лет, то поднимается, то опускается, причем разница между высоким и низким уровнем доходит до 7 футов, — обстоятельство, бывшее известным еще Миниху. В виду этого решено было устроить новый канал открытым, без шлюзов, на одном уровне с озером, и следовательно обеспеченным от засухи и тому подобных превратностей. Купечество не замедлило откликнуться на эту благую мысль и для покрытия расходов по сооружению канала превратило ¼% сбор с грузов в полупроцентный.

28-го февраля 1861 года последовало высочайшее повеление об открытии работ, которые были поручены Гладину за 4.600,000 рублей оптом, с обязательством окончить канал в пятилетний срок. Надзор за работами был возложен на особый комитет. Производителем работ назначен инженер-полковник Казнаков, составивший исторический очерк ладожских каналов (из которого и заимствовано большинство сообщаемых здесь сведений).

В 1866 году канал был окончен уже сыновьями Гладина и обошелся со всеми сверхсметными расходами около 5 миллионов рублей. Эта затрата с лихвою окупается представляемыми им удобствами, так как даже при самом низком уровне озера глубина канала бывает, всё таки, не менее 27/3 аршин, и следовательно все убытки, происходившее от засухи на старом канале, теперь устранены; кроме того, на нём нет шлюзов, а следовательно нет и задержек, неизбежных на каждом шлюзе. Тяжело нагруженные суда проходят его на одних и тех же лошадях, следовательно с отдыхами в трое суток, на переменных же могут пройти в 24 часа.

Канал был открыт лично императором Александром II 1-го сентября 1866 года. Купечество, принося государю императору глубокую признательность за это благодетельное сооружение, просило разрешения наименовать новый канал именем его величества. Государь на это соизволил с тем, чтобы старый канал именовался впредь каналом императора Петра Великого.

По каналу Александра II проходят теперь тяжело грузные суда, дровяные барки и проч., по Петровскому же идут плоты, сенные барки и пустые суда, возвращающиеся из Невы в Волхов.

Два таких судна проходили теперь из шлюзов в канал. За мостом к ним припрягли по паре лошадей, и суда медленно тронулись в путь к Ладоге. Подъемная часть моста была опущена, и сообщение между двумя берегами восстановлено.

Мы перешли мост и поднялись на небольшую насыпь, тянущуюся по берегу вдоль канала, на которой расположен городской бульвар. Там мы присели отдохнуть после долгого стояния у моста.

Спутники мои заинтересовались небольшим судном, стоявшим у противоположная берега.
— Странная форма! — заметил один: — и конструкция какая-то особая.
— Это не грузовое, —отвечал другой; — смотрите, над бортами выведены стены, и внизу получилось крытое помещение, а на палубе перила: очевидно, перевозится что-то живое.
— Телятник, быть может?
— Очень вероятно. Может быть, и свиней, и баранов перевозят. Скот покрупнее — вниз, помельче — наверх, для того и перила. Вероятно, так рядами и ставят.

По бульвару, постукивая палкой, шел какой-то старичок.
— Скажите, пожалуйста, —обратились они к нему: — это, вероятно, телятник?
— Где?
— Да вон там, у моста.
Старичок слегка обиделся.
— Помилуйте, господа, какой же это телятник? Разве не видите, что это трешкот.
— Так вот он какой, трешкот-то! — засмеялись мои спутники: — извините, мы его в первый раз видим, а еще хотели сами ехать на трешкоте в Ладогу.
— А вы откуда изволите быть?
— Из Питера.
— По делам или так?
— Так; путешествуем: из Питера сюда, отсюда в Ладогу, а там по Волхову.
— Так-с. Только в Ладогу вам на трешкоте не доехать. Придется на пароходе по тому каналу, а трешкот ходит только до Лавы, верст за 40 отсюда.
— Почему же?
— Нет расчету. До Лавы-то еще кое-кто из окрестных мужичков набираются, а кому дальше, те уж все на пароход.
— Экая жалость!
Вот вы говорите, жалость,—засмеялся старичок: — а другой ни за что на трешкот-то и не сядет.
— Что так?
— По причине насекомых; там их все равно, что в Ноевом ковчеге.

С бульвара мы направились к собору, находящемуся напротив, в нескольких шагах; старичок шел в ту же сторону.
— Что это за обгорелые развалины по ту сторону моста? — спросил я его.
— А это, сударь, Лондон, гостиница такая была, первая во всем городе. Держал ее купец Матросов; и песельники тут пели, и арфонистки приезжали, и разные. Ну, а потом дела хуже пошли: город-то теперь ведь совсем замер; гостиницу закрыли, а через несколько времени и дом сгорел, да так вот и стоит.
— Отчего же теперь город замер?
— Помилуйте, а канал-то новый! Все через него.
— Как так?
— Да как же! Прежде бывало по этому-то каналу суда идут, не идут, а судов много скопится здесь у шлюзов-то — теснота, стоят, ждут очереди. Ну, хозяева там, приказчики, доверенные, уж все на берегу, конечно, делать-то им на судах нечего, ну, и гуляют. Многие опять же и зимовали с судами. Тут квартира, съестные припасы, наем сторожей на суда, все это понемножку, понемножку, да в городе оставалось. А теперь, с новым-то, все мимо да мимо: шлюзов нет, и задержки нет; катят себе прямо в Неву и, шабаш, только их и видели!

На углу соборной ограды стояла довольно красивая часовня.
— Это для иконы, для Казанской-то Божией Матери,— пояснил старичок. — Прежде как ее в город приносили, так здесь и ставили, а потом крепостное духовенство свою часовню на берегу соорудило. А собор у нас древний, больше ста лет ему; еще при Екатерине II выстроен, во имя Благовещения.

Но собор, загроможденный внутри массою колонн и пилястров, не представляет собою ничего достопримечательного. Более интересным показался мне зимний собор во имя Николая Чудотворца, скорее похожий на частный дом прошлого столетия, приспособленный к религиозным целям.

За собором, вдоль Невы —земляной вал, покрытый деревьями. С оконечности его открывается красивый вид на Екатерининский остров, где, на месте бывшего Петровского дворца, находятся здания Шлиссельбургской ситцевой мануфактуры. Вдали, за островом, красивым силуэтом поднимается над водою Преображенская гора, куда мы решили отправиться завтра утром, так как уже начинало смеркаться».



| © "Речная старина" Анатолий Талыгин 2006-2018 год. | Контактная страница. |