Волга и её берега от границ Нижегородской и Казанской губернии до Царицына
«Вниз по матушке, по Волге, По широкому раздолью», далеко разносится над Волгой-матушкой песнь свежих, молодых голосов. Это ученики-экскурсанты, собравшись на верхней палубе большого парохода, в широком размашистом мотиве народной песни выражают свой восторг перед красотой многоводной реки.
Картины одна другой прекраснее и живописнее представляются их глазам.
О, Волга! Волга! Кому не известно имя этой красавицы русской земли и величайшей из рек Европы? Недаром называет её народ в своих песнях «матушкой» и «кормилицей». Она не только обеспечивает ему кусок насущного хлеба, но вносит не один яркий луч света в его тусклую жизнь.
Вид громадной реки, то блестящей зеркалом своих лазурных вод, то сердито вздымающей хмурые волны при встрече с непогодой, красивые пароходы, то и дело снующие по ней взад и вперед, тяжелые, неуклюжие баржи и плоты, легкие рыбачьи лодки, великолепные панорамы гор, лесов, степей, городов и сел — все это производит сильное впечатление на душу человека, заставляет его забывать о повседневных мелочах и неприятностях и надолго остаётся в его памяти «Кажется, какое-бы ни было горе», говорил: Немирович-Данченко, «то придешь на Волгу — и забудешь его»!
Медленно и спокойно катится эта величественная река. Много оборотов и изгибов делает она во время своего долгого странствования, много земель встречается на своем пути, прежде чем достигнет вод Каспийского моря. Бесчисленные ручьи и речки несут к ней свои мутные воды; они то извиваются и шумят, пробираясь вдоль крутых берегов, то тихо, тихо вливаются в нее, оставляя у своих устьев захваченный ими по пути ил и песок.
В среднем течении — (от границ Нижегородской и Казанской губернии) характер Волги и её берегов приобретает вполне те типические черты, которые сопровождают многоводную реку вплоть до разделения её на рукава. Правый берег её становится все выше и выше (здесь начинается Приволжская возвышенность, левый же пестреет там и сям то зеленеющими лугами и рощами, то песчаными отмелями, образовавшимися из наносов впадающих в Волгу многочисленных рек. Из них самая большая в среднем течении Кама. Гордо спускается эта северная красавица с вершины гор в долину Волги и впадает в неё с левой стороны. Мощным потоком врезывается она в голубоватые волны Волги, долго оспаривает свое первенство над нею и, даже слившись с нею, некоторое время не смешивает своих вод с её водами и только после упорной борьбы исчезает в волнах своей счастливой соперницы. При виде её тщетных усилий. встает в памяти старинное предание: «Волга с Камой заспорили о правах, и решила Кама подрыться под Волгу и, вынырнув по другую сторону её, пойти свободной, независимой рекой. «Ворон, ворон! Я подкопаюсь под Волгу, а когда уже буду на другой стороне, ты крикни, — и я вынырну» Как верный друг, глядит ворон и ни о чем больше не думает, ничего не видит, не видит что над ним кружит черный коршун… Раздался крик, крик предсмертной тоски… Кама вынырнула, но раньше времени и попала прямо в Волгу». Так передает народная легенда.
После впадения Камы Волга изменяет свое направление и течет с севера на юг.
Здесь фарватер её становится глубже и постояннее. Река оживляется! То и дело снуют по ней пароходы, оставляя за собой темные облака дыма, белеют паруса барок, чайки реют в воздухе, блестя своими крыльями, и гоняются за пароходами, подхватывая на лету бросаемые пассажирами куски булок, хлеба и т. д.
На покатых возвышенностях берега то там, то сям разбрасывается большое село; купола церквей сверкают на солнце; на пристанях кишмя кишат толпы народа, где среди спокойных русских лиц встречаются хмурые, скуластые, узкоглазые татарские физиономии.
Левый берег реки остается все время низменным и постепенно принимает степной характер. Правый же в причудливых изгибах высоко взбегает над Волгой и вблизи Ставрополя представляет из себя почти сплошные высокие горы, поросшие густым лесом. Отсюда начинается самая живописная картина нагорного берега — начинаются Жигулёвские горы... Непрерывной грядой идут они вдоль Волги до Самары, где переносятся и на левый берег реки.
Дикие, отвесные скалы их надвигаются над поверхностью вод. Шум верхушек деревьев и шелест листвы непроходимых, густых кустарников, покрывающих эти горы, сливается с плеском прибоя речных волн.
Ни деревни, ни даже хижины не видно на этих неприступных высотах, то зеленеющих роскошной растительностью, то совершенно обнаженных. Дикая величавость Жигулей на всем протяжении нарушается лишь тремя-четырьмя лощинами, где живописно раскинулись окруженные лесом деревни.
Сами очертания гор волнисты; иногда выделяются причудливые утесы, вьющиеся над глубокими ущельями. В одних местах вы видите как бы стены и террасы, в других — перед вашими глазами вырисовывается как будто бы суровая разрушенная временем башня, вся покрытая мхами и т. д.
Одним из самых замечательных утесов в Жигулях является «Царев курган», длинный бугор с крутыми боками и голой вершиной. Народная фантазия связывает его происхождение с появлением на Руси татарских полчищ, один из предводителей которых будто-бы приказал своим воинам насыпать на этом месте по шапке земли в то время, когда отправлялся в поход против русских. Можно представить себе, как велико было войско, по мнению народа, сложившего эту легенду, если оно без всяких усилий воздвигло такой курган!
Но зато, как мало его возвращалось назад! Далее легенда говорит, что, когда на обратном пути татарский военачальник приказал воинам взять по шапке земли с кургана, то они могли снять только верхушку.
Другим наиболее известным утесом является «Утес Стеньки Разина», находящийся ниже Саратова. На нем, по преданию, жил сам знаменитый атаман «низовой вольницы», наводившей ужас на всех судовщиков и богачей Поволжья.
И теперь на вершине этого утеса
.... не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орёл свой притон там завёл
И на нём свои жертвы терзает.
И до ныне стоит тот утёс, и хранит
Он заветные думы Степана...
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Недалеко от Самары Жигули кончаются и Приволжская возвышенность теряет свой красивый вид. Холмы принимают более округленные формы, берег значительно понижается, но зато становится чрезвычайно оживлённым. То и дело мелькают деревни, села, монастыри, оживленные пристани с их кипучей деятельностью, гомоном, пестрой толпой пассажиров, снующих взад и вперед грузчиков, согнувшихся под тяжестью ноши. Свистки пароходов, шум и грохот колес, всплески волн, песни, доносящиеся с баржей и с берегов, не смолкают ни днем, ни ночью.
Ниже Саратова берега Волги снова становятся довольно пустынными и только вблизи Камышина пестреют садами, бахчами, нивами и табачными плантациями. Далее же они принимают характер степей, и Волга тихо катится меж ними, как бы утомившись своим долгим странствованием по обширной равнине, сама природа будто погружена здесь в дремоту.
По берегам иногда попадается десятка полтора избушек, которые, выстроившись в ряд, не то сонно, не то уныло посматривают парой своих окошек на пробегающие мимо них пароходы и медленно плывущие на буксире баржи.