Еще накануне отплытия этого парохода из Нижнего, мною было заказано местной пароходной конторе доставить, по рецепту доктора Садовского, несколько самых необходимых медикаментов и дезинфекционных средств. Но, почему-то, моя просьба не была исполнена, хотя времени было вполне достаточно, часов 12-14, и пароход ушел в Астрахань без достаточного запаса очищенной карболовой кислоты и сулемы для дезинфекции; в составе аптечки не было даже такого популярного средства, как опий; об отсутствии гидропульта для производства дезинфекции, щеток или суконок для растираний, носилок и пр. нечего и говорить. Вообще, пароход не удовлетворял и половине тех требований, какие признаются рациональными в настоящее время.
Заручившись обещанием, что все будет исполнено во время пути, я решился исполнять свои обязанности. До Астрахани все шло как по маслу, отчасти вследствие почти полного отсутствия пассажиров, отчасти же потому, что я счел нужным сначала поприсмотреться и определить, какими средствами и чего может достичь медик, сопровождающий данный пароход, в смысле предотвращения разноса эпидемии, при тех условиях, какие я здесь встретил.
Ограничиться только изолированием могущих быть больных, оказанием возможной (?) помощи и затем сдачей их на ближайшем пункте мне казалось недостаточным в смысле борьбы с эпидемией. Я находил крайне необходимым поставить пароход в такие условия, чтобы он сам по возможности не служил источником, очагом и распространителем заразы. Поэтому, отправившись обратным рейсом из Астрахани, я счел нужным более внимательно следить за чистотой на пароходе и за буфетом, тем более, что астраханская санитарная комиссия убедительно просила меня относиться к последнему как можно строже, так как в заготовленной провизии для пассажиров нашла несколько совершенно негодных к употреблению продуктов, которые и были тут же уничтожены.
При более внимательном осмотре содержание буфета мною было найдено крайне неудовлетворительным. Так, в общем зале 2-го класса в графинах для воды были замечены мною большие колонии грибков зеленого цвета, с явными следами развития их на дне сосудов; в горчичницах неоднократно попадались мухи; в посудном отделении полотенца были грязнее онуч; в кухне несколько бутылок с приправами были заткнуты пробками из газетной бумаги, а то так и совсем без пробок; кран куба, где кипятилась вода, вытирался грязнейшей мочалкой или кошмой (разобрать было трудно, а в руки мне ее не дали) – и это в то время, когда воду из куба брали для чая.
Не желая составлять акта о всех замеченных беспорядках, я неоднократо доводил о них до сведения капитана, но он только с недоумением пожимал плечами и как бы удивлялся, что «такой образцовый буфетчик» так плохо ведет дело… Находя, далее, необходимым, чтобы бедные пассажиры 3-го и 4-го классов могли пользоваться кипятком бесплатно, я просил буфетчика разрешить это. Но он не согласился, мотивируя свой отказ тем, что «это для него ущерб», и мне оставалось одно – или стоять все время у куба и самому отпускать воду, или объявить об отказе буфетчика пассажирам, что я и сделал. Во избежание пьянства на пароходе, я прошу не отпускать водки нетрезвым лицам, не давать водки и пива одному и тому же лицу и, наконец, вечером, часов в 11, после Дубовок, при отвале от пристани, где села масса чернорабочих, прошу совершенно закрыть винный буфет 3-го класса, так как незадолго перед этим пришлось приводить в чувство одного из пассажиров, напившегося, как говорится, вдрызг, а двух высадить за то же по просьбе других. На все мои просьбы – нуль внимания. Далее: спускаясь ночью для обхода пассажиров на нижнюю палубу, вижу такую картину: бьющая из колес вода (был сильный встречный ветер) течет по палубе и тут же спят пассажиры. Бужу их, чтобы высушились и перебрались в другое место – оказывается, некуда – везде битком набито. Спрашиваю:
– Зачем так много сажаете?
– Не ваше дело, – последовал лаконический ответ.
И так везде и всюду: «не ваше дело» и «не ваше дело»…
Все это вместе взято заставило меня снять с себя священную ответственность врача за благополучие пассажиров и я, доведя пароход от Астрахани до Камышина и не имея на борту ни одного случая заболеваний, слез, предоставив занять мое место другим. «Feci, quod potui, faciant meliora potentes».
Студент А. Галанин.
Н. Новгород. 28 июля 1892 г.
(Из газеты «Волжский вестник», 1892 год, 1 (13) августа, № 192, стр. 3. Материал предоставлен Алексеем Александровым)
Упоминаемые суда: Боярыня.
Упоминаемые судовладельцы: «по Волге», пароходное общество, учрежденное в 1843 году..