[1899] Столкновение парохода «Боярин» с буксиром

В „В. В" помещено следующее описание столкновения парохода „Боярин" с буксирным пароходом „Череп-Спиридович". Отходим от пристани „Хрящевки"; второй час ночи, на пароход тихо; кой-где еще видны огни в каютах „классных" пассажиров, а „третий класс" спит крепко, безмятежно,.. Нам навстречу, молча, полным ходом, идет буксирный пароход (без барж). „Боярин" дает свисток, указывает курс, отмахивая фонарем; ответа нет, второй свисток „тревожный", ответа нет; третий, „стоп", „ход назад", но уже поздно, и на глазах не спавших еще пароходных пассажиров и оставшегося на береговой пристани народа буксир врезывается с полного хода носом в корму нашего парохода. Страшный треск, шум разбиваемых в мельчайшие осколки (от аршина и до 4 вершк.) . помещений третьего класса сливается с криками и воплем сотен голосов. Разбив и уничтожив на пространстве 6 с половиною : саженей в длину и 4 с половиною аршин в ширину (в направлении от средины к корме) наружный брус и всю обшивку и превратив в щепы отдельные каюты пассажиров 3-го класса, буксир зацепился своим якорем в средине парохода и несколько сажен проплыл вместе с разбитым им „Боярином". Наконец, он отделился от нашего парохода, унося на своем якоре и носу часть вещей палубных пассажиров (узлы). На „Боярине" чернела громадная пробоина и часть верхнего мостика кают 2-го класса висела над водою; пароход медленно плыл обратно, роняя в воду щепы, доски, каютные двери, сундуки и др. имущество 3-е классных пассажиров; слышались стоны, плач,,.

„Нужно ли говорить, что делалось в этот поздний час на пароходе?! Нельзя было разобрать в этом шуме—цела ли подводная часть парохода, но, судя по силе удара, можно было думать, что она не уцелела. Глубина Волги в месте столкновения 40 четвертей, до пристани (и берега) более 300 сажен, пароход шел самым тихим ходом, на нем все смолкло: дойдем ли к берегу или не успеем и... пойдем ко дну?! Вблизи парохода показались уже лодки (с берега и пристани),.. Тяжелые минуты, и Боже сохрани их вновь когда-нибудь переживать! — Но Бог помиловал, — дошли!..

„Теперь на корму. Картина разрушения ужасна, сама корма цела, но крытая ее часть, в направлении к средине парохода, совершенно уничтожена: обшивка, пол, станки кают, все это представляло щепы; железные кронштейны, поддерживавшие обшивку и балкон второй палубы, сбиты и согнуты в дугу. Среди груды обломков, каких-то бочек, багажа копошились люди: один беспомощно стонал, обливаясь кровью, другой искал свой сундучок, а кто — жену, ребенка. Из-под развалин вынимают женщину с разбитой головой; кто она, откуда, — неизвестно, — она без чувств. В стороне стоит крестьянка, плачет, плачет неутешно. „Убили родную, убили". Это все, что можно от нее добиться. На дальнейшие расспросы — кто ей зашибленная, дочь, сестра, — откуда? — отвечает только глухими, судорожными рыданиями, без крика и стона... Из обломков же, при красновато-тусклом, кажущемся зловещим, свете фонарей, выносят рабочего с разбитой ногой, еще одного с разбитой челюстью...

„К пролому подъезжают лодки и сдают перехваченный багаж - кошмы, валеные сапоги, сундучки, тюки. Раненых, нуждающихся в медицинской помощи, человек 8, ушибленных (легко) много, но точное число раненых неизвестно, как неизвестно и то, все ли пассажиры на-лицо (не попадали ли в воду, — ночь, все спали).

„Во всяком случае, судя по размерам повреждений парохода, можно удивляться незначительному количеству раненых. Случилось ли это потому, что, потратив главную силу своего удара на уничтожение 6 вершков обшивного бруса и кронштейнов. нос буксира входил далее в пароход уже медленно, только сталкивая пассажиров с коек, или по другим каким причинам — решить трудно. Это решит судебный разбор этого дела, как он же, вероятно, выяснит и степень вины командиров.

„Мы говорим „командиров", — замечает „Вол. В.", на том основании, что хотя при составлении протокола, — из допроса пассажиров, а также и лиц, видевших с пристани („Хрящевки") всю картину столкновения, — и выяснилось, что капитан шедшего сверху буксирного парохода „Череп-Спиридович" (какой-то неграмотный мещанин) и не давал установленных правилами сигналов о выборе им курса, и даже не ответил на тревожный свисток „Боярина", но вмесге с сим выяснилось также и то, что капитан последнего „принял буксир за плот" и поэтому уже только вблизи, т. е тогда, когда трудно было избежать столкновения — стал давать свистки и не остановил парохода своевременно.

„Не наше дело решать вопрос о большей вине которого-либо из капитанов, это дело судебных учреждений, но каждому бывшему во время столкновения на пароходе с достоверностью известно, что в такую ясную ночь нельзя было не видеть буксирного парохода, смешав его с плотом, а также нельзя было и капитану буксира (если он не спал) не видеть громадного, двух-этажного, освещенного электричеством, пассажирского парохода:

пароходы не могли не видеть друг друга, — ночь была как день. Здесь была общая небрежность, последствия которой, только по милости Божией, оказались не слишком велики. Если бы „Череп-Спиридович" ударил не в кормовую часть „Боярина" и не вдоль его, а посредине, близ колес и перпендикулярно пароходу, тогда корпус (и подводная часть) последнего был бы пробит, и вместо 7—8 раненых, все 500 пассажиров спали бы непробудным сном.


(Из журнала «Русское судоходство», 1899 год, № 210-211, стр. 101-104)
Упоминаемые суда: Боярин..