Речная старина

О сайте | Ссылки | Благодарности | Контактная страница | Мои речные путешествия |
Волга | Днепр | Кама | Нева | Ока | Окно в Европу | Север | Урал и Сибирь |
Материалы из газет, журналов и книг | Путеводители | Справочные и информационные материалы |
Список пароходов (1852-1869 гг.) | Справочник по пассажирским пароходам (1881 - 1914 гг.) | Старый альбом | Фотогалерея |
Коллекция Елены Ваховской | Коллекция Зинаиды Мардовиной | Коллекция Игоря Кобеца | Коллекция Сергея Новоселова |
События 1841-1899 г.г. | События 1900-1917 г.г. | События 1918-1945 г.г. | События 1946-1960 г.г. | События 1961-1980 г.г. |

16. По Самарскому плёсу.

(Продолжение).

(Жигули. Легенды. Ночь в горах. Самара).


Ненависть и врагу портит нашу собственную жизнь больше, чем жизнь врага.

Пети-Сен.

Чем жирнее почва, тем более плевел.

Шекспир.

Уж народец у нас на Волге.

Нечего сказать.

Новогородским духом так и пахнет.

Островский.


На расстоянии от Симбирска до Самары Волга пробегает Жигулёвские горы, которые отклоняют гигантскую реку на восток и заставляют её образовать петлю «Самарскую луку». Это самая живописная часть Волги, но, к сожалению, большинство пароходов пробегает горы ночью, приходя в Самару около 9 часов утра. Самые красивый места находятся на расстоянии от села Новодевичья до Самары или даже от Ставрополя, где пароходы останавливаются на заре. Для едущих из Симбирска всего удобнее американские пароходы Зевеке, отходящие в 1 час ночи и подходящие к Самаре в полдень. Ещё лучше воспользоваться пароходами из Самары, так как, выехав около 9 часов утра, проезжаешь чудную горную панораму днём и так как берега гораздо живописнее и красивее, когда поднимаешься по реке.

За Симбирском целый ряд сёл и деревень. Села Криуши, с массой барж у берега, первое большое село, которое остановило моё внимание. Сам город Сенгилей с его новой красивой часовенкой, в память спасения царской семьи 17 октября 1891 г. во время железнодорожной катастрофы, жалкое село, окружённое высокими горами: «Сенгилеевыми ушами». Основанный ещё в 17 столетии, лежит он против большого острова, на большое расстояние растянувшегося среди Волги.

Затем начинаются Жигули. Я столько слышал о них, что не без волнения вглядывался в эти синие очертания гор, все резче вырезавшиеся по небу. Жигулёвские горы — это былое царство молодецкой удали, где до сих пор в тёмных обрывах звучат имена Стеньки Разина, Василия Буслаева, Фёдора Шелудяка и других. Сколько в этом слове: «Жигули» Волги, а в самой Волге Жигулей. Как бесконечно эти горы и эта река дополняют друг друга! Жигули одно из интереснейших мест для туриста, одна из характернейших картин берегов русской царственной красавицы. Бывшее разбойничье гнездо, царство Булавина и Заметаева, Разина и Шелудяка, этой грозы окрестностей, Жигули наводили неописуемый ужас на всех, кто должен был проплыть эту часть Волги. Здесь между непроходимыми лесами, тёмными оврагами, грозными скалами, бесконечным небом и безбрежной водой сама природа свила страшное неприступное хищническое гнездо. Жигулёвские горы, одетые в зелёные кудри леса, вступили в Волгу, оттеснили её на Восток, заставили её описать громадную дугу... Не так ещё давно Жигули наводили ужас и караваны судов с трепетом пробирались этими местами по широкой водной дороге среди обступивших диких гор. Слова: «сарынь на кичку», раздававшиеся с берега, как небесный гром, заставляли всех бросаться на пол и лежать без движения, пока подплывшие разбойники очищали судно. Хозяева судов с приближением к Жигулям заискивали у рабочих, поили их, водкой и всячески ублажали. Довольно было малейшей жалобы одного из них на хозяина разбойникам, чтобы он живой не выехал из Жигулей. И хозяин лежал ниц перед теплящимися лампадами и образами, моля Бога, живым пройти Жигули, проливая слёзы и давая всяческие обещания. Как часто эти хозяева пили кровь своих рабочих и потому отлично знали сами, что здесь им не будет пощады. Тени гор приближались, как неминуемый рок, и заставляли трепетать каждое человеческое сердце, проплывавшее мимо этих красивых берегов. Много смертных стонов слышали эти берега, много трупов поглотила здесь Волга, много мрачных трагедий разыгрались здесь в полумраке, бросаемом горами на реку, где вольно купается месяц и плачут жалобно по ночам совы. Весь гром Жигулей, вся их трескучая, разбойничья слава, весь ужас бесчисленных рассказов теперь уже в прошлом и живёт легендой, и только эхо повторяете былые грозные имена. Зелёный лес по прежнему одевает своим нарядом горы, по прежнему щетиной торчат ели, да местами из под лесистого крова высовываются мордастые скалы и глядят, всё ли спокойно на реке, а в воздухе реют орлы, глядя в глубокие, чёрные овраги. Только по реке бегут гигантские многоэтажные пароходы, целые караваны барж спокойно проходят к Самаре и к Ставрополю, суетятся многочисленные судёнышки и лодки. Былое времечко отзвенело, улетело, как дым, и рассеялось...

Жигули это край зелёных поэтичных холмов, грозность их в многочисленности, мягкость в их зелени, красота в их дикости. Это бесконечные бугры то забежавшие в Волгу, то сплотившиеся целыми кучами и узлами вдали от берега и спускающиеся в Волгу холмами. Вся Самарская лука — море гор и река бежит в прелестной местности, хотя несколько и однообразной. Зелёные горы с срезанными туманом вершинами кажутся ниже, чем на самом деле, так широка здесь Волга. Сколько в них угрюмых, диких уголков, крутых и морщинистых утёсов, сколько чудных бесконечных лесов, сплетённых из вековых деревьев, покрывающих от подножия до вершин горы. Жилья совсем не видно. В Жигулях нет грозного величья гор Норвегии, нет вечных снегов и глетчеров Швейцарских Альп и Кавказа, но в них столько зелени, столько поэзии, что они приковывают все ваше внимание. Поднимаясь на 100, 120 и 160 сажен над Волгой, Жигули грозными гигантами глядят в реку, молчаливые и безлюдные, неприступные л суровые, причудливые и оригинальные, изрезанные обрывами в виде замков, крепостей и стен, в виде развалин и монастырей.

До Ставрополя горы тянутся только по правому берегу непрерывной зелёной цепью. Вот село Новодевичье с многочисленными хлебными амбарами, ещё дальше село Усолье, окружённое курганами. В былые времена сюда пришли с Камы русские, привлечённые богатыми залежами соли и соляными ключами, и устроили, здесь валы и башни для отражения кочующих татар. На одном из курганов высится каменная башня с массой окон. Это Усольская Светёлка, перестроенная Орловым-Давыдовым, которому со времени Екатерины II принадлежите вся эта красивая местность. «Усольская Светёлка» открываете прелестный вид на 90 вёрст во все стороны. Отсюда видны изломы Новодевичьих гор, неприступные Стенькины курганы, горы Сенгелейские уши и многочисленные курганы —могилы славных витязей и мурз ногайских татар, а также и лесок, прозываемый: «рубленое место». Легенда говорите, что на этом месте во время схватки русских с татарами, со стороны русских появилась женщина-богатырь, воодушевившая своим появлением русских и разбившая татар.

Пароход скользите всё дальше и дальше. Горы надвигаются ближе, ползут одна на другую, жмутся и темнят глубокие овраги. Река Уса бросается в Волгу, пробежав всю Самарскую луку поперёк и начавшись всего в трёх верстах от Волги же. Буераки, это узкие долины, служившие приютом разбойничьим шайкам, темнеют там и сям. Здесь секли пойманных проезжающих горящими вениками, жгли и поджаривали несчастных, допытываясь, где находятся их деньги, что, по всей вероятности, и дало повод назвать эти горы «Жигулями».

Мелькнуло село Моркваши и пароход подошёл к Ставрополю, лежащему на левом берегу Волги, среди низин, почти против Морквашей, около которых зияет чернотой узкое ущелье, называемое: «Жигулевская труба».

Впервые я попал в Ставрополь из Самары. Прибыв из Сибири и поехал полюбоваться Жигулёвскими горами. Я подъехал тогда к пристани Ставрополя уже в густевшем мраке. Заря давно уже погасла за горами, а овраги утонули в темноте и горы приняли грозное очертание фантастических зверей, выставивших свои высокие морщинистые спины. Я вышел на пристань, чтобы остаться здесь до рассвета и ожидать парохода в Самару. На той стороне Волги у впадения Усы поднялась чёрная гора, вершина которой зовётся «Молодецким гребнем» или «Молодецким камнем», а дальше чернели «Девичий курган» и «Два брата». Все расстояние от Новодевичья до Ставрополя полно отдельных гор, поднимающихся своими крутиками и зелёными вершинами над длинной цепью, сбегающих к Волге холмов, и все эти горы и лощины, начиная от Караульного бугра близ Усолья, полны легенд и сказаний. Но легенды и сказания Волги могучи и полны удали и бесконечного молодечества, как сама река. Девы здесь богатырши, которым побить полки, порвать цепи, ограбить суда — ничего не стоит, богатыри здесь сильны и могучи, как сами стихии, а калики-перехожие и святые, побеждающие всякую нечисть и сокрушающие татар, одолевают и богатырей и богатырских дев. Стенькины курганы полны рассказов о Стеньке Разине. Девичий курган, как говорить сказание, принадлежал 12 девам, немилосердно бившим татар и всех проезжих. Много витязей и богатырей пыталось победить их, но все пали в битве с сёстрами, пока один калика-перехожий, несмотря на свою старость и седину, не только победил их, но и превратил их всех в одну ночь из девок-богатырш в бессильных баб...

От Ставрополя Волга круто сворачивает на восток и, снова повернув у Самары на запад, катит свои волны до Сызрани, сделав крюк по Самарской луке в 188 вёрсты, тогда как, если бы Волга не меняла своё направление и перерезала бы горы, ей пришлось бы сделать путь только в 15 вёрст.

Долго я смотрел с Ставропольской пристани, лежащей в трёх верстах от скучного городка, основанного в 1737 году для крещёных калмыков, на тёмную реку, ещё более величественную в ночном мраке, полную таинственности от серебряного света восходящего месяца. Ждать приходилось всю ночь. Кузнечики однообразно трещали в кустах и это однообразное стрекотанье, наполнявшее воздух монотонными звуками, делало ночь ещё прекраснее и таинственнее. Что-то плеснуло у пристани и до меня долетели голоса рыбаков, переправлявшихся на другой берег Волги, туда, где чернели горы. Недолго думая, я сговорился с крестьянами, оставил мой багаж у сторожа на пристани и через несколько минут уже плыл по тёмной, могучей реке в небольшой рыбачьей лодочке к отдалённому берегу, где рыбаки обещались угостить меня стерляжьей ухой и привести обратно на пристань до прихода моего парохода.

Трудно забыть когда-нибудь эту ночь и она навсегда останется одной из лучших, из самых поэтических страниц воспоминаний моих многочисленных и далёких поездок по всему белу-свету. Все соединилось, чтобы сделать эту ночь, проведённую в Жигулёвском овраге у трещащего костра прекрасной. И чудная луна, осветившая какие-то фантастические замки скал с их чёрными бойницами и стенами и залившая своим волшебным серебром гигантскую Волгу. И миллионы звёзд, купавшихся в реке, и тёплый летний ветерок, шаливший с задремавшими дубами, и сладкий аромат цветущей липы и клевера, который душистыми волнами охватывал меня, и стрекотня кузнечиков, и отдалённые крики на проплывающих по Волге баржах, освещённых мигающими огоньками, и великолепная стерляжья уха, сваренная в котелке на берегу реки в пламени весело трещащего костра, и рыбаки, славные, весёлые парни, без умолку болтавшие, и холодный утренний ветерок, налетевший с Волги, за которой небо уже начало алеть пред наступлением зари. В моей голове звучал дивный ноктюрн, навеянный Волгой, волшебной ночью на её берегах и чудными Жигулями, пропитанными запахом цветущего липняка.

Рано утром я перебрался на подошедший пароход и снова прекрасная панорама гор потянулась по берегам, но теперь и левый берег поднялся, и Волга внесла меня в царство гор. Налево, вскоре за Ставрополем, показался Царёв Курган. Плоский, курьёзный бугор, с скошенными серыми боками, с срезанной, покрытой зелёной луговиной вершиной, показался он несколько в отдалении от реки за низменным островом. Курган стоит совершенно отдельно, окружённый с трёх сторон двумя маленькими речонками, из которых одна замечательна тем, что её воды отвратительно пахнуть серой.

Рассказывают, что в стародавние времена какой-то сказочный царь, проходя по этим местам с своим войском, велел каждому из своих воинов принести по шапке земли и таким образом насыпать колоссальный курган, чтобы показать своё могущество. Прошло много годов. Про- ходил этими местами царь Иоанн Грозный и, увидев курган, повелел каждому солдату унести по шапке земли, чтобы и следа кургана не осталось. Но громадная рать Грозного царя могла снять только вершину кургана, почему он и выглядит теперь как бы скошенный.

Грозные берега, отвесные обрывы, Тёмные леса, два-три маленьких поселка на расстоянии около 70 вёрст делают эту часть Самарской луки совсем дикой. Река Уса как-бы обрезывает этот гористый полуостров, впадая у Ставрополя в Волгу и начинаясь всего в 3-х верстах от неё, где находится волок и где лежит село Переволоки.

Панорамы гор бежали по обоим берегам, тесня все более и более Волгу, пока не вогнали её в самое узкое место, Самарские ворота. Красивый Сокольи горы левого берега, отроги Общего Сырта, вступили в реку, а справа напёрли громадные бугры, готовые совсем запрудить Волгу.

Особенно хороши Самарские ворота, когда едешь вверх по реке и за мало возвышенными берегами у Самары, всё яснее выступают синеющие вдали горы, в которые пароход въезжает сквозь этот прекрасный проход.

За горами потянулись луга, песчаные обрывы, проплыла Аннаевская дача, сидящая среди зелени сада, поднявшая свои башни и балконы, манящая в своё кумысо-лечебное заведение, куда съезжаются массы больных во время сезона, и среди знойных степей, сидя по береговым холмам, блистая куполами церквей, показалась очаровательная с Волги Самара. Громадный прекрасный город все более и более развёртывался перед нами, красиво разлёгшись по скатам берега до самых пароходных пристаней. Но насколько Самара хороша с Волги, насколько живописно она улеглась амфитеатром над рекой, выставив прелестное здание собора на вершине своего холма, как богатую корону, настолько этот богатый, громадный город некрасив внутри, тосклив, пылен и представляет в течении летних месяцев печь Вавилонскую. Трижды я был в Самаре и все три раза это первое впечатление усиливалось. Распланирован город по-американски, правильно и отлично, но улицы грязны, содержатся неряшливо и производят впечатление далёкого и скучного захолустья. Правда, Самара растёт, растёт как американский город, постоянно появляются новые дома, превосходящие друг друга, но отпечаток скуки остаётся все тот же. Самара пьёт соки окрестных городов, забирает в свои лапы всю торговлю и, как паук, сидя в центре громадной паутины, сидит на пересечении великой Сибирской железной дороги и связывает восток с западом. Здесь проходят товары Оренбурга, Уфы, всей богатой Самарской губернии, сюда плывут по Волге караваны судов и здесь перегружаются в Самарских пристанях в вагоны поездов. Самара растёт и толстеет на счёт своих вымирающих, как Симбирск, соседей, богатеет и, как жадный кулак, думает только о том, чтобы её карман был толще. Выстроенная по взятии Астрахани в 16 веке, Самара не имеет никаких памятников старины, её старый кремль, бойницы и башни давно канули в Лету и только две старушки церкви, Алексея митрополита и старый собор, сохранились от былого времени. И тут легенда об Алексее митрополите, возвращавшемся из Золотой Орды и насадившем обитель в этих тогда ещё глухих местах.

На берегу Волги, на каменном высоком фундаменте, стоит маленькая часовенка митрополита Алексея, выстроенная на том самом месте, где высаживался Алексей. Большой четырёхугольный купол одел часовенку с фреской Алексея на внешней стене и с неугасаемой лампадой перед образом митрополита... Часовенка стоит у базара, где происходить оживлённый торг, и серый люд толпами ходить помолиться в эту церковку над Волжским обрывом. Самара молодой город, который растёт и выправляется, словно человек, переходящий из детского в юношеский возраст, несуразный, подурневший, с длинными непомерно руками, с обещанием похорошеть со временем. У Самары все задатки стать Волжской красавицей, так как ей все для этого дано, и она несомненно займёт выдающееся положение среди всех своих собратьев. Она уже теперь отпускаете по 400 тысяч пудов всевозможных сортов табака, а весной, когда Самарка вскрывается раньше Волги ото льда, там на берегах, в этом курьёзном городке колоссальных амбаров, неуклюжих и громоздких, кипите такая горячая деятельность при нагрузке тысячей барж, что кажется, что попал в громадный приморский порт. Тысячи и тысячи людей таскают мешки и кули пшеницы. Скрип, крики, треск, стук —сливаются в дикий хаос, а разлившаяся Самарка, с её берегом и курьёзным амбарным городком, представляете замечательное зрелище. Сами по себе эти хлебные амбары любопытны. Выстроенные в 3, 4 и 5 этажей, деревянные, без окон, словно слепые, все они стоят отдельно друг от друга и во время обмеления речки образуют унылый, пустынный, мёртвый пригород, наводящий тягостное чувство. Эти амбары, стоящие вблизи устья Самарки, также старинные здания Самары и находятся вблизи того места, где когда-то возвышался кремль с его башнями.

Самара сползла своими заборами, деревянными домишками, лавками и лачугами, крутыми и скверными улицами к самой Волге с её многочисленными пароходными пристанями на берегу. Ни достопримечательностей, ни красивых частных зданий здесь нет. Пыльные улицы, пыльные площади, многие поросшие травой пустыри, духота и жара, вот что находишь в Самаре. Каменные дома Самары, имея кирпичные фасады, выглядят недоконченными. Длинные, прямые, параллельные Волге улицы, тянутся бесконечно, пробегая по знойным пустырям. В высшей точке города среди гигантского пастыря, окружённый сквером, высится прекрасный собор Александра Невского. Ярко красный, кирпичный, с 14-ю серебряными куполами и очень красивой колокольней, одетый кирпичными колоннами, он прелестно венчает город и придаёт ему красивый облик, привлекающей всякого едущего по Волге. Внутри собор богато отделан и производит приятное впечатление и живописью, и архитектурой.

Торговый центр города Алексеевская площадь. Здесь и лучшие магазины Самары, и уныло глядящий губернаторский дом, и длинное двухэтажное, зеленоватое здание Окружного суда с белыми карнизами и полуколоннами, и красивый сквер, в котором поставлен памятник Александру II. Этот памятник лучшая достопримечательность Самары. Государь стоит на высоком, красном, гранитном пьедестале, окружённый аллегорическими группами, изображающими важные моменты царствования великого Государя, военные подвиги которого стоят рядом с его гражданскими. Этот памятник — памятник той России, какой её сделал покойный Государь, даруя благодетельные реформы, стремясь вперёд к свету. Поневоле останавливаешься в грустной задумчивости перед этими группами, олицетворяющими освобождение крестьян, покорение Кавказа, завоевания в Средней Азии, освобождения славянских племён и ещё более перед этими многочисленными надписями и на щитах, и у групп: отмена телесных наказаний (1863 г.), земские учреждения (1864 г.), гласное судопроизводство (1862 г.), городовое положение (1870), всесословная воинская повинность (1874), сооружение сети железных дорог и моста через Волгу (1861 — 1880). Эти победы стоят и Хивы, и Коканда, и Бухары, и Ташкента, и Карса с Батумом, и Амурского края… Фигура Императора очень хороша и памятник, конечно, лучшее украшение пыльного города.

В конце Дворянской, главной улицы города, на самом берегу Волги, раскинулся небольшой, но. хорошенький Струковский сад с тенистыми аллеями, цветниками, плещущим фонтаном и рестораном, с террасы которого открывается дивный вид на Волгу. Противоположный берег, с зелёными скатами лугов к реке, с домиками и рощами ольшанника и осокори, с буграми и холмами, лежал предо мной, как на ладони. Жигули синели ломанной линией вдали, маня в свои тёмный и прохладный ущелья из жаркой и против-; ной Самары, а Волга плескалась, широкая, .мощная, вся в золотых блёстках. словно разбилась баржа золотого жемчуга .и волны несли сверкающее богатство в далёкое море. По вечерам сюда в сад сходится вся Самара подышать воздухом, послушать музыку, посетить летний театр.

Здесь-же около Струковского сада, сохранившего имя своего, прежнего владельца, среди большой площади стоит прекрасный театр. Он тоже кирпичный, но пёстрые изразцы и четыре пирамидальные в паркетиках башенки придают ему очень, кокетливый и элегантный вид. И от театра, вид на необъятную реку восхитителен. Жгло так немилосердно, что я поспешил спастись в собор Иверского монастыря, живописно сбежавшего по откосу своими, белыми стенами, высокой одинокой колокольней и красивым собором красного цвета под пятью луковками. Внутри собор бледно-голубой, необыкновенно пуст и уныл. Большая картина «Снятие со креста» резко выделяется на бледной стене. Грустное пение монахинь нагнало на меня тоску. Евангелие вышла читать монахиня, её голос громко звучал под пустынными сводами собора и сливался в гул, слова в котором нельзя было разобрать. И эта пустота храма, это унылое пение, это скромное, если не бедное убранство больного храма, эта заглядывающая в окна васильковая, летняя синева неба, все это показалось мне так печально, что я поспешил выйти на поросший травой, раскалённый пустырь и побрёл обратно в город.

Здесь в монастыре живёт замечательная личность — игуменья мать Сусанна, которая является чуть не на каждый мимо проходящий пароход, прося подаяния на монастырь. Все, кто часто ездят по Волге, хорошо знают мать Сусанну, которую ни погода, ни время года не удерживают от собирания скудной лепты.

Я с ней толпе познакомился. Это сгорбленная, небольшая старушка, с лицом покрытым глубокими морщинами, с проницательным взглядом, полным неутомимой деятельности, с толстой клюкой в руках, с кожаным мешком и с копилкой у пояса. Она со всеми знакомится, со всеми разговаривает, прося свою лепту. «И дают, дают прохожие. Так из лепты трудовой вырастают храмы Божии по лицу земли родной»... Мать Сусанна для каждого находить ласковое слово, умеет с каждым говорить и по грошам неустанно собирает свою лепту.

Самара служить центром кумысных заведений и со всех сторон съезжаются больные на май и июнь во все эти многочисленные и благоустроенные заведения, которые окружают город. «Аннаевка» заслуживаете всех больше внимания и своим положением на берегу Волги, на так называемом «Висячем камне», и благоустройством, и прекрасным садом, и чудными видами на реку. С разных балконов и башенок красивой Аннаевской дачи виды ещё лучше и шире. Когда я отъезжал от Самары, город снова показался мне во всей красоте. Серебряные купола собора сияли на солнце, а дома, церкви и лачуги слились в пёстрый и живописный хаос. Самара пропадала вдали, обещая затмить в будущем все Поволжские города и красотой, и благоустройством, и торговлей и, припав к самой Волге, она с жадностью пила её воду и купалась в ней, черпая силы в могучей реке, её кормилице, понимая, что только Волгой она станете и красива, и богата, и сильна.



| © "Речная старина" Анатолий Талыгин 2006-2018 год. | Контактная страница. |