По семейным обстоятельствам я не мог дожить до конца съезда и 3-го мая в 1 час дня на пароходе Самолет «Вл. Ратьков-Рожнов» выехал из г. Казани. Путь мне предстоял вниз по Волге до г. Царицына и я счастлив был возможности путешествия во время полного разлива реки.
Еще большее счастье испытывал я от возможности осмотреть в то же время поволжские губернские города Самару, Саратов и уездный Царицын.
Пассажиров на пароходе во всех классах было небольшое число и помещения для всех было довольно просторно. Пароход ходом своим наблюдал расписание, одновременно шедшего с ним другого конкурента не было и он преспокойно забирал всех встречавшихся на пути на станциях пассажиров.
Считаю долгом оговориться, что по удобствам наш пароход значительно уступал пароходу Кавказ и Меркурий «Константин Кауфман», на котором я ехал от Нижнего до Казани. Там каюты больше, в 3 кл. для каждого пассажира отдельный диван; здесь каюты меньше; диванов или кроватей в 3 кл. только немного в средине; таковые все были уже заняты. Многие из палубных пассажиров расположились в лежку на полу.
Вечер тихий, ясный; помещения на пароходе достаточно. На площадке слышны оживленные разговоры; а на палубе пошла в ход и гармоника. Симбирск мы проехали ночью и я его не мог видеть.
К 10 ч. утра 4-го мы – в Самаре. Берег реки у пристани не мощен. Набережной не полагается. На самом берегу мелкие лавчонки с съестными продуктами и колониальными товарами: колбасой, икрой, ветчиной, хлебом, чаем, сахаром, лимонами и пр. Такие же предметы съестного предлагаются и на лодках. Тут же на берегу сложены громадные бунты из кульков с воблой – таранью. По дороге снуют взад и вперед извозчики и масса рабочего люда. В лавчонках стоит страшная пыль и все предлагаемое заветрено, в пыли и сору. Я поднялся вверх по улице, прошел два-три квартала, повернул направо; осмотрел памятник Императору Александру IIи снова вернулся на пароход.
По улицам стоит везде страшная пыль. Видно, что улицы редко метутся. Это в центре; что же делается по окраинам. Поливки улиц не полагается; растительности никакой. Как видно, жители города дышат не кислородом воздуха, а пылью смешанной с разными чужеядными животными и растительного царства.
Снова пароход, посвистывая, подбирает на пути пассажиров. В каютах свободно; но на палубе сказывается уже теснота. Наступает вечер; погода холодная. Все ищут теплого угла и прячутся по своим местам. Давка на палубе страшная. Слышны жалобы и недовольство на тесноту. Раздаются крики: карраул! и последующая затем ругань. Спрашиваю знакомых о причине криков. Кто-то сообщил, что палубных 600 человек пассажиров. Ночь и сон взяли свое. К 10 ч. вечера все затихло. Утро тихое и ясное. В контраст этому население парохода шумит, кричит, бранится и всякий по своему выражает недовольство. – В 10 час. утра мы в Саратове. Я давно мечтал посмотреть столицу Поволжья.
На узком, обрывистом, немощеном, пыльном берегу собралась кучка прохожих торговок, извозчиков и все это подымает страшную пыль. Население парохода спешит на берег закупить провизии и поразнообразить впечатления. Около берега стоит множество мелких лодочек. Тут же бабы, стоя на досках, моют в воде матушки Волги ржавую воблу; обмывают в воде, вытирают ее ладонями рук, вешают на коромысло вязками и отправляют для продажи. Я долго всматривался в эту картину и не верил своим глазам. Но этого мало. Тут же бабы с кружкой и ведрами, а мужик с чайником зачерпнули и пьют эту гадкую микстуру.
Внутри город кроме небольшого сада на Соборной площади и музея Боголюбова других отличий от прочих городов не представляет.
Вместе с пассажем на Немецкой ул., конкой и телефоном, последними словами культуры, везде видна пыль, грязь, неряшество и отсутствие растительности.
В час дня мы только оторвались от назойливой картины мойки тарани и покинули Саратов. Плавно и тихо разрезает пароход водную струю. Картины уже не так занимательны. Береговые горы с стоящими и грузящимися у них лодками кончились. Берег стал пологий, безлесный, пустынный. Пристани часты и пароход то и дело, посвистывая, пристает к берегу. На палубе пассажиров прибавляется. Снова проводим вечер и ночь на пароходе. Снова палуба кричит и галдит. Кто-то из знакомых сообщил мне, что на палубе пассажиров 1006 человек. Знакомый мужичок, старик почтенный, содержатель кожевенного завода под Астраханью, заявляет мне, что «вам следовало бы пойти посмотреть и в ведомостях написать». Следуя совету я спускаюсь вниз и глазам моим предстала неприятно поражающая картина. На палубе, как стадо овец, расположилась толпа разных возрастов и полов людей. Все смешалось: мужчины, женщины и дети, головы с ногами; кто как попало всплошную валялись на полу. Проходу не было совсем. На мои вопросы, почему их так много, почем с них взяли и куда они едут, мне ответили с большим недовольством, жалобой и даже упреком: зачем их сажали, давали им билеты и делали такую тесноту и давку. С них взяли по 50 к. до Царицына. Видно, что пользуясь небольшой платой, их и набили как сельдей в бочке. Едут они до Царицына; а там – кто куда попало. Значит каждый пароход выбрасывает в Царицыне до одной тысячи разного пола и возраста рабочих ежедневно. Царицын следовательно сборный пункт рабочих. Отсюда они расходятся на косовицу и разные другие работы в разные стороны по соседним губерниям: Донскую и Кубанскую области и Астраханскую губ.
Утром 6-го в Царицыне. Я проезжал Царицын еще почти юношей, 19 лет тому назад. Сравнивая его теперь и тогда, я не нахожу решительно никаких перемен. Это невероятно, чтобы город с 56 тысячами жителей, на берегу Волги, торговый и бойкий пункт, за 20 лет не изменился. А между тем дело стоит так. Такой город почти на всем своем протяжении не мощен. Тот же песок и пыль на улицах и площадях. Пыль стоит в воздухе, лезет вам в рот и уши и покрывает все находящееся в доме. Такой пыли нигде ни в одном другом городе России нет. Что можно спрашивать от этого города, если он самых первых правил чистоты не соблюдает. Кроме жалкого бульварчика, растительности никакой нет. Ничто не приковало моего внимания к себе. Впрочем виноват – есть нововведения. Где-то в ущелье речонки Царицы помещается какое-то эльдорадо, а на берегу Волги выстроена ротонда – яхт-клуб. В этом конечно все мы сравнялись с заграницей.
Куда же делось население парохода? Пароход выбросил его на берег и оно расползлось. Каких-либо сараев, убежищ для рабочих, сколько я ни ходил и ни ездил по городу, я не нашел. Благо погода теплая и небо лучший защитник. Кое-как проскучал я целый день и дождался желанного часа. В 5 час. вечера я должен был покинуть Царицын и Волгу и сесть в поезд знаменитой Волго-Донской железной дороги. Чем же эта дорога славна и знаменита? Славна она тем, что между конечными пунктами, Царицыным и Калачом, в сутки ходит один поезд. Этот поезд и почтовый, и пассажирский, и товарный; на языке официальном этот поезд называется товаро-пассажирским; на языке же народном зовется поезд «молния». Поезд этот делает 73 версты ровно 3 часа. То и другое название он, как видно, вполне оправдывает. Знаменит он тем, что в состав его входят паровоз и вагоны маленькие, узкие и низкие, что употреблялись еще 30 лет назад. Одного я не заметил: вагонов с наружными вокруг них скамьями для хода кондуктора в пути, в которых я ездил будучи мальчиком.
В 8 часов вечера я в Калаче, начальном пункте судоходства и движения по р. Дону.
(Из журнала „Медицинская беседа»“, 1899г., №15 стр. 436-438.
Материал предоставлен Алексеем Александровым)
Упоминаемые суда: Владимир Ратьков-Рожнов, Константин Кауфман..