2 июля у Нижнего произошла, как известно, страшная катастрофа—сгорел пассажирский пароход компании „Надежда", шедший с пассажирами из Рыбинска в Казань. Эта катастрофа, по своей исключительности и массе жертв, захватила на долгое время все умы и вызвала много толков. Нижний стал на некоторое время центром всеобщего внимания и читающая публика, с живейшим интересом, прислушивается к толкам и слухам, идущим оттуда.
В первые дни катастрофа стояла над волгарями как страшный призрак, как кошмар; все интересы отошли куда-то вдаль, остался лишь один факт, своей грандиозностью поглотивший мелочные интересы будничной провинциальной жизни.
В первые дни рассказы о катастрофе были более или менее достоверны, так как шли из первых рук; но затем уже эти факты, передаваемые из уст в уста, уродовались до того, что стало довольно затруднительным разобраться в них, отделить истину от прикрас досужей, или ошеломленной происшедшим фантазии, и составить себе более или менее точное понятие о катастрофе.
Постараюсь осветить ниже факты с точки зрения стороннего объективного наблюдателя и воссоздать картину происшествия с возможной достоверностью.
„Петр Первый"—колесный американской системы пароход, длиной около 30 саженей и официальной грузоподъемностью 6.000 пуд., с машиной в 75 ном. сил; принадлежит он купцу А. В. Качкову и сдан в аренду компании „Надежда"; пароход застрахован в сумму 50.000 руб. в той же компании. Рейсы он совершал между Рыбинском и Самарой. Состав команды был следующий: командир парохода Каратанов, 1-ый помощник - Н.И. Крылов, 2-ой помощник - он же кассир - Н.Н. Пальмов, багажный приказчик - И.М. Павлычев; 16 матросов, 2 лоцмана и боцман; нижняя команда - машинист В.П. Румянцев, его помощник - А. А. Судыкин, 3 масленщика и 4 кочегара, буфетчица, ее сын, 30 официантов, горничная, повар, его помощник и два посудника.
На пароходе 137 пассажирских мест: в первом классе - 22, во втором - 29, в третьем - 86. Для четвертого класса особого помещения на пароходе не было - пассажиры или помещались вместе с третьеклассными, или располагались на бунтах товара. Помещения расположены так: в носу (в корпусе) каюта для матросов, не сообщающаяся с носовым трюмом: дальше - носовые трюмы, помещение машины и котлов, кормовой трюм и помещения для нижней команды; на палубе - крытое помещение для пассажиров третьего класса со скамьями в два яруса по стенам: в том же помещении четыре 4-х местные каюты третьего класса - по две с каждой стороны. За носовым трюмом - светлый машинный фонарь и по обеим сторонам его кожуховые каюты администрации парохода, каюты лоцманов, две кухни и каюта повара; на корме лишь закрытая палуба, предназначенная для товара. На верхней палубе - гостиная первого класса, выход в коридор, по обеим сторонам которого отдельные каюты, оканчивающиеся сквозным коридором, выходящим на правую и на левую галереи, далее каюты второго класса, и последнее к корме помещение - столовая второго класса.
Пароход шел обычным рейсом из Рыбинска, имея на борту 7910 пудов груза, команду и, по-видимому, около 250 пассажиров. По словам уполномоченного пароходства, г. Зевеке, на борту парохода было всего 10 человек первого класса, 24 - второго и 50 - третьего, но эти цифры расходятся с показаниями командира, который утверждает, что пассажиров было не менее 200 человек.
Показанные г. Зевеке цифры опровергаются также данными, взятыми из конторы: тотчас после катастрофы, главной конторой „Надежды" были посланы в агентства рыбинско-нижегородского и рыбинско-тверского плеса телеграфные запросы о числе проданных на „Петра Первого" билетов; получились следующие цифры: в Рыбинске продано 4 бил. II кл., 6 - Ш кл., и 3—IV-го, в Романове— 12 бил. II кл. и 17 III-го; в Костроме— 2 бил. III-го; в Плесе—1 бил. Ш кл.; в Кинешме—2 бил. II кл. и 1—III-го; в Пучеже—2 бил. Ш-го и 4—IV-го; в Василеве—4—Ш-го; в Городце—6 бил. На пристанях, где нет агентств, билеты продаются на самом пароходе II-ым помощником и определить число их трудно: помощник не упомнил, а документы сгорели; во всяком случае, помощник знает, что в Балахне билетов было продано 24; в следующие дни получены дополнительные сведения о проданных 60 билетах. Таким образом, даже по этим неполным сведениям, цифра получится вдвое более показанной г. Зевеке (178 челов.); если же принять во внимание число проданных помощником билетов, о которых он не помнит, а также и пассажиров, пересевших с тверского плеса, можем с достаточной вероятностью принять число пассажиров, бывших на „Петре" в момент катастрофы, в 250 человек.
Нагружен был пароход ценным ярмарочным грузом—мануфактурами, кожей, пряжей, льном и т. п., увязанным в легкую упаковку. Товаром были набиты все трюмы и все свободные места на первой палубе, так что для прохода пассажиров оставались лишь узенькие лазейки, сквозь которые можно было не пройти, а протиснуться; товаром был обложен машинный фонарь; кипы товаров доходили до верхней палубы и тянулись вплоть до самого носа посреди помещения третьего класса; на бунтах товара и кипах располагались непритязательные пассажиры четвертого класса.
После полуночи, около Городца, командир сдал вахту второму помощнику. Подходя к нефтянке т-ва Нобель, расположенной у лугового берега, в 12-ти верстах выше Нижнего и в 2-х выше р. Линдзы, помощник, не останавливая хода, дал подходный свисток и спустился к себе в каюту, чтобы приготовить нефтяную квитанцию и начать продажу билетов пассажирам, севшим в Балахне и не успевшим еще взять их. Проходя по нижней палубе, помощник ничего подозрительного не заметил и вошел в каюту.
Было уже совершенно светло— шестой час утра. На пароходе начался уже день, пассажиры Ш и IV классов уже проснулись; в каютах I и И-го только что начали просыпаться. Галереи перед I и II классами были заняты пассажирами всех трех классов, поместившимися там за отсутствием свободных мест.
В кассовое окошечко кто-то постучался, помощник открыл окно: просил билет до Нижнего пассажир; помощник выдал билет, а через несколько секунд и сдачу; в это время пассажир тревожно оглянулся на нос и, бросив сдачу, сломя голову бросился бежать. Помощник заинтересовался, отворил дверь и остолбенел: кипы и бунты товара, сложенные на носовом люке и в помещении III класса, пылали громадным костром.
Здесь сделаю необходимое отступление для выяснения вероятной причины возникновения пожара.
Прошел в свою каюту помощник—на носу было все благополучно и в воздухе гари не чувствовалось; за ним, несколько секунд спустя, прошел к кассе пассажир и тоже ничего подозрительного не заметил; из этого следует вывести, что товар вспыхнул моментально в то время, когда помощник отрезал из книжки билет и выдавал сдачу (на это потребовалось лишь несколько секунд). Является вопрос: какой же товар был на палубе, что мог моментально вспыхнуть? Предполагают, что на бунты товара брошена была спичка или папироса, и товар тихо тлелся; когда же пароход, делая поворот к нефтянке, стал 6оком (пролетами) к ветру, сильным порывом раздуло тлеющееся пламя; но такое объяснение едва ли правдоподобно,—нужна большая тлеющаяся площадь, чтобы моментально охватить целый бунт товара, длиной около 5 сажень. Правда, два пассажира заявляли о том, что слышали якобы запах гари задолго до поворота к нефтянке, но и эти заявления не выясняют причины пожара. Контора компании „Надежда" говорит, что, по справкам от агентств о погруженном товаре, легко воспламеняющихся веществ на пароходе не было; матросы не знают—что они грузили на пароход; однако, считаясь с фактом моментального воспламенения бунта товара, положенного на носу и на носовом люке, остается сделать предположение, что или в Ярославле, или в Рыбинске, или передаточным грузом с тверского плеса были погружены ящики со спичками, которые действительно могут вспыхнуть моментально (такое предположение подтверждается, между прочим, и показанием одного из пассажиров, некоего Котельникова); На носу же были погружены две бочки с жидкостью—с какой, об этом контора умалчивает так же, как а о спичках.
Остолбенение на пароходе длилось несколько секунд; в этот промежуток времени вспыхнула правая сторона и пламя выбилось из окон наружу. По пароходу электрической искрой пронеслось: „пожар! горим!" По левому обносу пробежали пассажиры на корму; послышалась команда капитана: „вперед полный!" В это время пароход шел, поворачивая нос к нефтянке и становясь им против течения; руль моментально скатали „право" и пароход носом врезался в приглубый берег, не доходя нескольких сажен до нефтянки. Первый удар не удался: пароход, ударившись о твердый грунт берега, врезался в него слабо и течением и ветром нос вышибло; тотчас же маневр был повторен и пароход глубоко врезался в берег. С носу прыгнули разбуженные матросы подвахты, спасавшиеся от огня: за ними стали прыгать пассажиры III и IV классов. Командир скомандовал: „закрепить машину, чтобы не двинулась!"; "спусти пар!", а затем уже сообщил нижней команде, что на пароходе пожар и приказал пустить в ход насосы. Когда помощник затем кинулся к левому обносу, перед ним вспыхнула левая сторона. Клубы пламени и дыма, стелясь под потолками, вырывались широкими языками. О каких бы то ни было маневрах думать было нечего; сделано го, что признано самым близким и удобным по исполнению. Помощник развернул шланг, привернул его к приемной трубе и направил струю воды в огонь; на правой стороне виднелась сквозь дым и огонь фигура пассажира, тоже работавшего шлангом, Дым ел невыносимо глаза, огонь жег, подобравшись к кожуховым каютам; шланги пришлось бросить; бороться с огнем уже не стало никакой возможности. Помощник бросился на корму; там, на нижней палубе, столпились пассажиры, обезумевшие от ужаса. Помощник опустил на воду лодку, сломя голову, не рассуждая, давя друг друга, оттесняя женщин и детей, бросились в нее пассажиры; лодка, рассчитанная только на 25 человек, моментально наполнилась людьми, за борта ее схватились бывшие уже в воде; лодка не выдержала и, отплыв несколько саженей, затонула; все бывшие в ней всплыли на поверхность и здесь повторилась старая история борьбы за существование: послышались крики, стоны и проклятья. В одной из кают третьего класса помещались трое пассажиров (один из них конторщик т-ва бр. Нобель); от Рыбинска до утра катастрофы они все пили, в момент же возникновения пожара еще спали и стали первыми жертвами пламени. Нижняя команда, после сообщения командира о пожаре, выбралась из машины и спаслась. Огонь уже охватил кожуховые каюты, вьется над машинным фонарем и выбивается в пролеты. Нижняя палуба опустела. За все время пожара багажного приказчика не видали; как оказалось после, он утонул (тело его не найдено). Машинист, на предупреждение помощника—спасаться, ответил: „успею"; после видели, как он бросился в воду и утонул; нужно думать, что он не перенес сильного нравственного потрясения и бросился в воду в припадке умопомрачения, так как не мог не знать, что единственное спасение во время пожара— спуститься в колеса. Когда на нижней палубе, уже на половину охваченной огнем и опустевшей, делать было нечего, помощник бросился наверх; он хотел вбежать в загоревшийся первый класс, но пассажиры удержали его, заявив, что оттуда все спаслись; он обежал все-таки галереи второго класса и скинул в воду все, что попалось под руки плавучего: столы. стулья, скамьи и т. д. (спасательные круги были скинуты раньше). Оказывается, что пассажиров первого и второго класса разбудил не растерявшийся официант.
Пылает уже весь первый класс; огонь захватил галереи и вьется поверх крыши; на корме негде упасть яблоку; от натиска проломилась стенка столовой; помощник Пальмов стал уговаривать пассажиров спуститься по кожуху в колесо, доказывая, что там они спасутся, так как колесо защищено от деревянных построек железным кожухом; пассажиры не слушали его, в каком то забвении повторяя одно и то же: „спасите, спасите!" Огонь все ближе и ближе; уже начинает загораться второй класс; рушатся носовые постройки; еще теснее жмется толпа к перилам и все безнадежней и жалобней становятся крики и мольбы о помощи. Огонь вьется над всем пароходом и выбивается с нижней палубы; стоять уже невозможно; немногие оставшиеся на галерее пассажиры (остальные побросались в воду), уже не стонут, не молят, а, с раскрытыми от ужаса глазами, вглядываются, как подбирается к ним огонь, как лижет он стенки, как выбился из окон и коридоров, и торжествуя, взвивается к небу. Горит уже столовая; сильно пахнул ветер; огонь грозит захватить оставшихся; далее ожидать не по силам, и последние жертвы, мелькнув в воздухе, упали в воду. Вокруг парохода и ниже его поверхность воды покрыта плавающими телами; ветер развел крупную зыбь; в воде захлебываются и взрослые и дети; слышатся предсмертные крики; снуют лодки, подбирая утопающих, а среди них, взвивая пламень к небу, точно факел, пылает пароход; рушатся на нем постройки; сыплются в воду и шипят в ней угли и головни. Помощник Пальмов, которому многие должны быть благодарны за спасение, который не потерялся в минуту опасности, а героически выдержал до конца свою роль. спустился по кожуху в колесо, когда на галерее осталось не более десяти человек, которым он предложил спуститься вместе с ним, но ответа не дождался. Первый помощник лежал в каюте больной; когда он бросился в воду и как был вытащен на берег—не помнит.
Командир парохода также все время был на своем посту и всеми силами успокаивал пассажиров.
Когда пароход оставили все пассажиры, в Нижнем было получено известие о катастрофе и к месту, прибыли баркасы речной полиции с начальником П. А. Ресиным, буксирный пароход „Доброжелатель", баркас нижегородского легкого пароходства, совершающий рейсы между Нижним и Сормовым, а сверху подошел самолетский „Николай Жеванов". На него принято около 200 спасенных пассажиров; к сожалению, упустили пересчитать их. Определить число жертв, не зная ни числа пассажиров, ни числа спасенных, трудно: заявлений от близких поступило о 39 человеках,- трупов по 10 июля вынуто из воды 28.
Пожар громом грянул над Волгой. Судоходный надзор произвел поверку на пароходах состояния спасательных средств; результаты поверки оказались очень печальными: лодки, подвешиваемые на корме, в большинстве рассохлись, да и слишком малы сравнительно с тем громадным числом пассажиров, которых вмещают большие двух-этажные пароходы; спасательных кругов недостаточно, число их ограничивается одним—много двумя—десятками; на пароходах хотя и вывешены расписания с указанием обязанностей команды на случай пожара, но с содержанием их знакомы очень немногие; состав команд на пароходах не достаточен; также недостаточно и число буфетной прислуги.
Так как пароход сгорел в какие-нибудь 10—15 минут, то явилось предположение«, что на носу его были сложены легко воспламеняющиеся грузы; обратились к временным правилам плавания—оказалось, что воспрещения перевозить такие грузы на пассажирских пароходах не имеется.
7 июля в Нижний приехал начальник эксплуатационного отдела упр. внутр. водн. пут. д. с. с. Агарев и осмотрел место катастрофы; 10 июля состоялось под его председательством совещание (судя по телеграммам в газетах, совещание это состоялось при Нижегородском Отделении Императорского Общества судоходства.) представителей пароходств для выработки мер борьбы и предупреждения пожаров. Постановлено: воспретить перевозить на пассажирских пароходах легко воспламеняющиеся грузы (лен, кудель, пеньку, пряжу, керосин и бензин).
11 июля, по тому же вопросу, состоялось общее собрание членов биржевого комитета, постановившее избрать особую комиссию для разработки тех же мероприятий.
Остановимся, в заключение, на выяснении некоторых вопросов, вызываемых катастрофой и особенно волнующих общество: 1) на сколько правильны были распоряжения командира „Петра"? 2) почему командир кашинского парохода „Дмитрий" не подал помощи „Петру"? 3) на . сколько справедливы нападки на „Надежду"? 4) каким путем изолировать груз на пассажирских пароходах?
Командира „Петра" обвиняют в том, что он, ткнувшись носом в берег, отрезал пассажирам путь к спасению, и указывают при этом на два маневра, которые следовало бы выполнить командиру, заявляя, что тогда стольких жертв бы не было.
Говорят—командир мог: или 1) отойти задним ходом к дамбе и, пристав к ней боком, высадить всех пассажиров, или же 2) подойти задним ходом к горным пескам и сесть кормой на мель.
Посмотрим, выполнимы ли эти маневры.
Пароход был объят огнем в 10 —15 минут; поворот к нефтянке он делал полным ходом и, если даже и уменьшил ход, то продолжал все таки двигаться против течения с первоначальной скоростью; перейти сразу с переднего полного хода на задний полный нельзя; пассажиры стали бросаться в воду с момента первого крика: .,горим, пожар!"'; отрабатываясь к дамбе, пароход работал бы полным ходом, давил и бил бы колесами пассажиров, бросавшихся с кормы: машинная команда не успела бы выскочить из трюма и, понятно, спасая жизнь, забыла бы остановить машину и спустить пар; последовал бы взрыв котла и жертв было бы много больше, чем теперь.
Второй случай: для перехода от берега к берегу нужно минут пять, не считая минут трех, нужных для отрабатывания с переднего хода на задний,—всего 8 минут; в это время нижняя команда бросила бы машину и стала бы спасаться, т. е. получились бы те же последствия, которые указаны относительно первого маневра: но тут опасность осложнялась бы еще и тем обстоятельством, что не управляемый пароход, при северном правеже на заднем ходу, мог и не попасть на горные пески, а спуститься вниз по течению: сколько бы тогда спаслось?—не больше десятка: стрежневое течение в этом месте не шутит.
Поэтому, положив руль право на орт и ткнувшись носом в берег, командир поступил совершенно правильно, и винить его в такой массе жертв нельзя.
Командир кашинского парохода „Дмитрий", г. Чиркин, безусловно виноват: будь у него хоть капля любви к ближнему и знания обязанностей командира по отношению к чужому судну в несчастье, жертв было бы не больше десяти. Он, находясь на ветру, мог совершенно безопасно пристать своим пароходом к корме горящего „Петра" и свободно пересадить с кормы всех пассажиров к себе на борт. Он же издали наблюдал пожар, ограничившись высылкой лодки, которая спасла двух—трех человек. Он оправдываться тем, что пассажиры запротестовали, а он-де не знал, как поступить в данном случае. Да разве же он не знает, что имел право принять безнаказанно самые крайние меры по отношению тех пассажиров, которые препятствовали ему выполнить его долг?
Когда слух о поведении г. Чиркина проник в общество, ему не поверили, нашли сильно преувеличенным; когда же появился в газете акт, составленный этим господином и подписанный пассажирами, и когда следовательно сомнений уже не оставалось—последовал взрыв страшного негодования.
Вот выдержка из этого акта:
„Сделав оборот. я увидел, что он („Петр"). ткнулся носом в берег и уже стоит, сейчас же послал лодку для спасения погибавших, сам плавился против течения, близко подойти было весьма опасно и даже невозможно (почему?), мне хотелось пройти мимо него и, остановив его под ветром, подойти как можно ближе, но этого сделать было нельзя, потому что он стоял поперек и весь пылал, а между ним и красным бакеном остался очень узкий проход и пройти было совершенно невозможно".
Этим все сказано: подойти было опасно и даже невозможно... узкий проход... пройти было совершенно невозможно... но почему, почему же это невозможно? бакен не помешал бы, его можно бы и сбить, воды под ним много, этого не мог не знать командир, он не хотел - вот, что ему следовало сказать. Одновременно с г. Чиркиным, нельзя помянуть добрым словом и гг. студентов обмерщиков, любовавшихся катастрофой со своего баркаса. Они объясняют, что отправились на баркасе в Сормово за доктором, а между тем их прогнали с места катастрофы негодующие пассажиры, спасшиеся из воды.
На компанию „Надежда" все обрушились с негодованием; но порядки в этом пароходстве ничем не отличаются от порядков других обществ. Они безобразны—что и говорить; но это уже общее зло всей Волги и Камы. Легковоспламеняющиеся грузы возят на всех пассажирских пароходах, стараясь лишь запрятывать их подальше; все конторы пишут накладные, именуя спички „деревом для спичек", керосин, бензин и кислоты, — ..маслом"; недостаточность команд замечается также во всех пароходствах; это сознают все, но не принимают никаких мер из экономии; та же экономия заставляет сокращать до минимума число спасательных средств. Бороться против этого зла судоходный надзор, в настоящей его организации, бессилен; вся его деятельность волей-неволей сводится к изданию всевозможных правил; а следить за действительным выполнением этих правил—у него нет средств, и винить его органы в недостатке фактического надзора не приходится.
Наконец, в отношении ограждения пассажирских пароходов от опасности, вызываемой свойствами перевозимых на них грузов, можно указать на простое и, казалось бы, довольно действительное средство: следует обязать грузить товары, исключительно, в трюмы или в особых закрытых помещениях, устроенных на корме и отделенных непроницаемыми железными переборками от кожуховых кают.
Шкипер
12 июля 1903 года, Н. Новгород.
(Из журнала «Русское судоходство», 1903 год, № 8, стр. 208-219 )
Упоминаемые суда: Петр Первый.
Упоминаемые судовладельцы: Качков А.В., компания "Надежда"..