(По сведениям специального корреспондента „Волжского Вестника“)
Обстоятельства, при которых совершилась гибель Самолетского парохода „Вера“ — достаточно выяснились для нас как предшествовавшими телеграфическими депешами, так, главным образом, личным расспросом пассажиров «Веры».
Пользуясь преимущественно рассказами очевидцев катастрофы, мы имеем возможность восстановить картину несчастья в её истинном вид, 0тбросив в сторону все противоречия и неточности известий телеграфных.
* * *
Катастрофа произошла ниже Саратова, между пристанями Золотое и Ровное. В этом плесе берега Волги принадлежат разным губерниям: правый берег принадлежит Саратовской губ., левый берег— Самарской; причем, в противоположность плесам Волги в её верхнем и среднем — течении, левый (самарский) берег реки здесь возвышен и обрывист, правый же носит луговой характер, незаметно спускаясь к реке рядом песчаных отмелей. Золотое— немецкая колония, расположенная на правом, саратовском, берегу Волги, в 120 верстах от Саратова и в 297 верстах от Царицина. От этой колонии река — Волга образует колено, отклонясь от своего направления с севера на юг к направлению восточному и следуя ему на протяжении 15 верст, до следующей большой колонии Ровное, раскинувшейся уже на левом, Самарском, берегу Волги; отсюда река снова принимает направление к северу. В этом то колене Волги, между пристанями Золотое и Ровное, и погиб 7-го августа пароход „Вера“, шедший прямым рейсом из Астрахани в Нижний Новгород.
* * *
Около 7½ часов вечера „Вера“ отвалила от пристани Золотое и полным ходом направилась к пристани Ровное, держась левого, самарского, берега Волги, весьма глубокого. По общему показанию пассажиров, число путников, ехавших на пароходе, было никак не менее 450 человек, В числе которых находилось до 50 женщин и до 20 детей.
Классных пассажиров было немного, — всего шесть человек, Из них в 1-м классе ехал всего один пассажир (астраханский —купец — Мирысаев, которому удалось спастись), во II-м классе— пять пассажиров, в том числе известный козмодемьянский лесоторговец г. Замятнин, ехавший из Астрахани вместе с тремя приказчиками своими, и астраханский купец Титов. Всю остальную массу пассажиров (свыше 440 человек)—составляли пассажиры III-го класса, с огромным преобладанием полевых рабочих и бурлаков, возвращавшихся со сплава леса; в числе последних находилось довольно много народа из Казанской губернии. Среди бурлаков во все время пути шло страшное пьянство, от которого на палубе парохода происходил непрерывный шум, топот, брань и даже драки; не менее доброй трети бурлаков были пьяны и в вечер катастрофы.
В восемь часов вечера показалась пристань Ровное. Пассажиры сумерничали. Г. Замятнин с спутниками, сидя в нижней каюте*) второго класса, чайничали и закусывали. Около рубки первого класса расположилась группа персов или армян, в количестве 33 человек (из них спаслись только 14 человек), разложивших, по обыкновению, свои ковры и подушки и собиравшихся уже предаться сну. На палубе, над вторым классом, расположились бурлаки; шум и гам царили здесь невообразимые.
„Вера“ быстро приближалась к пристани Ровное, до которой оставалось не более версты. На пароходе стали зажигать огни. Во время этой операции, в пустой дамской комнат первого класса сорвалась зажженная лампа. Вспыхнул керосин. Зажигавший лампы официант 1-го класса, испугавшись вспыхнувшего огня и желая, как предполагают, скрыть происшествие, которое могли приписать его неосторожности,— не говоря никому ни слова, бросился на нос парохода, зачерпнул ведро воды и, прибежав в каюту, выплеснул его на горевший керосин. Этим все дело было испорчено: от действия воды, пламя столбом взвилось кверху и лизнуло потолок каюты, выкрашенный масляною краскою и моментально вспыхнувший. Официант крикнул на помощь матроса. Прибежавший на зов матрос схватил у одного из спавших персов ковер, рассчитывая заглушить пламя. Но эта мера, единственно действительная при тушении керосина, явилась уже запоздавшею: вся каюта представляла уже из себя одну пылавшую печь. Тогда, с криками— «горим! горим!›, официант и матрос выскочили на палубу...
Трудно вообразить себе,— рассказывают очевидцы,—ту страшную суматоху, какая поднялась на пароходе при этом зловещем крике! Огня еще не было видно, —но все суетилось, топталось на одном месте, бегало по пароходу, не зная куда и для чего. Командир и помощники его стали убеждать толпу успокоиться:— „Не беспокойтесь! Ничего нет!“... „Успокойтесь, пустяки,—лампа разбилась, сейчас затушат!“— Но толпа, охваченная паникою, не слушала увещаний. Не смотря на то, что о пожаре, уже бушевавшем в каютах первого класса, было извеетно управлявшим — пароходом,— последний продолжал еще с полверсты идти фарватером реки.
Но проходит еще несколько минут—и столб пламени вихрем вырывается через крышу рубки первого класса, Кровавый отблеск озаряет весь пароход и окрестности. Отчаянный вопль вырывается из сотней грудей. Жар, дым и вихрь искр распространяется по палубе „Веры“. Пароход останавливается на несколько минут.— „Трудно хотя приблизительно определить,—-говорил нам г. Замятнин,— сколько времени стояли мы посреди Волги без всякой видимой надобности; каждая минута казалась нам вечностью, На носу парохода—-клокочет пламя, обдающее нас жаром и с ужасающею быстротою приближающееся к нам по деревянным, густо покрытым масляною краскою, переборкам парохода; внизу— темная, глубокая пучина волжского фарватера; а пароход— стоит на месте“.... По словам уцелевших пассажиров, эти полверсты хода фарватером и несколько минут остановки— явились гибельными. Если бы немедленно, после обнаружения несчастья, пароход был направлен к отмелям правого берега, и выбросился бы на них—— катастрофа не приняла бы таких ужасающих размеров.
К мере этой надумали прибегнуть только тогда, когда все носовые части парохода уже пылали. «Вера› дала крутой поворот влево и на всех парах полетела к саратовскому берегу, против довольно свежего в тот день ветра. Этот манёвр, явившийся слишком запоздавшим, только усилил панику. Утверждают, что благоразумнее было бы подойти к Яру левого берега и установить сообщение с ним кормовой части парохода, свободной от огня, которая оказалась бы при этом маневре с надветренной стороны; но, очевидно, надеялись спасти хотя железный корпус и машину парохода, которые у яра левого берега должны были бы затонуть на весьма значительной глубине.
После поворота „Веры“ к правому берегу— палуба парохода представляла из себя истинное пекло: встречный ветер, усиливавшийся быстрым движением парохода, с яростью гнал поток огня на кормовые части парохода. Жар и дым становились невыносимыми, —а берег все еще не показывался.... Все пассажиры столпились на корме парохода, где образовалась страшная давка. Река огласилась страшными, нечеловеческими воплями: кто— громко твердил молитву, кто— ругался;
мать с криком звала — ребенка, муж-—-жену, отец-—-сына.... — „По гроб жизни не забудем этого вечера!“— рассказывали нам пассажиры. Г. Замятнин не мог спокойно спать, пересев впоследствии на пароход „Суворов“. „Задремлю ночью, — рассказывал он нам,—и тотчас же представляется мне картина катастрофы: чудится треск обгорающих частей парохода, свист пламени, крики погибающих... Сейчас-же и проснусь от ужаса“...
* * *
Наконец, оставаться на пароходе становилось невозможным. В задних рядах, ближайших в пожару, у людей стали подпаливаться волосы и дымиться одежда; на каком-то татарине вспыхнула рубашка.... Задние ряды пассажиров стали напирать на передние, — ближайшие к борту кучами полетели в воду.
— „Трудно сказать,—рассказывали очевидцы, — сами ли бросались они в воду, или были сталкиваемы в воду напором сзади—в этой сутолоке ничего невозможно было разобрать: бросались кучами, без всяких предосторожностей, бросались женщины, дети, бросались даже люди, не умеющие держаться на воде“....
Рассказ о купце (астраханский купец Титов, — погибший), будто-бы первым бросившемся в воду и подавшем пример — неудачного — спасения— считают вымыслом; тело Титова найдено на другой день возле остатков парохода — следовательно, наоборот, он до последней возможности оставался на пароходе, так как кидаться в воду начали во время усиленного хода парохода к берегу, на самом стержне реки, а отдельные пассажиры, рассчитывавшие на свои силы, бросились в воду еще на самом фарватере, благополучно достигнув самарского берега.
Крики — пассажиров, остававшихся еще на пароходе, слились с воплями утопавших. Вся эта потрясающая картина, озаренная ярким свтом пожара, была замечена, из Ровного. Колонисты толпами сбежались на берег. Крики и вопли погибавших ясно доносились до них. Народ, как выяснилось потом, плакал на берегу; женщины рыдали, видя страшную картину, развертывавшуюся на противоположном, пустынном, саратовском берегу.
Из Ровного отвалило на спасение погибавшим до десяти лодок. В то же время вдали показались огни парохода, спешившего на место катастрофы. Это оказался небольшой — низовой буксирный пароход „Михаил Иванов“ (кажется, что так). Подойдя на несколько десятков сажен к пылавшей „Вере“, уже врезавшейся носом в отмель, он стал на якорь и выслал на помощь свою лодку, подоспевшую почти одновременно с лодками, поданными из Ровного.
* * *
Страшную картину представлял горевший пароход и масса спасавшихся с него людей.
По словам очевидцев, вся вода вокруг пылавшей «Веры» была усеяна боровшимся со смертью людом. Г. Замятнин метко сравнивает эту живую толчею с опрокинутым в воду грузом арбузов: воды почти не было видно за массою человеческих голов, которые то погружались в воду, то снова выныряли на поверхность, с воплями на устах, с выражением дикого ужата и смертной тоски в глазах...
Многие, бросаясь я воду, кидали предварительно различные плавающие на воде предметы, —пароходные скамьи, столы, табуреты, ящики и т. п. Более сильные отнимали эти у них спасительные предметы; завязывалась борьба, люди увечили и топили друг друга; „человек делался человеку волком" в эту страшную минуту ужаса и смерти... Гибли десятками, уцепившись друг за друга в предсмертной агонии; гибли по несколько человек, уцепившись за один предмет, едва способный выдержать тяжесть одного человека. Люди, которым удалось удержаться на воде, употребляли все усилия, чтобы выбраться из этой живой толчеи, среди которой заглохли все человеческие чувства, где в людях говорили одни животные инстинкты самосохранения; только выбравшись на отмель или на свободное пространство воды— можно было — считать себя спасенным не только от воды, но и от себе подобных... ..
Страшные эпизоды разыгрывались в этой борьбе за жизнь и смерть. Спасаясь в сообществе еще одного спутника и какой-то 60-ти летней старухи, г. Замятнин был свидетелем — потрясающей сцены. Аршинах в трех от него плыл какой-то здоровенный мужчина, по видимому— отличный пловец. Внезапно из-под воды — выпирается, рядом с ним, двенадцати-летний мальчик, не умеющий плавать, Мальчонок с криком охватывает пловца за шею и просит спасти его. Пловец тщетно пытается освободиться из объятий мальчика; его руки как бы закостенели вокруг его шеи. Тогда он пускается на хитрость: он погружается с головою ве воду. Мальчик, вообразив, что тот утопает, в страхе отпускает его шею... Через секунду пловец вынырнул, а мальчик бессильно изчез в волнах. Г. Замятнив рассказывает, что он едва не лишился чувств, при виде этой потрясающей сцены.
Но были и замечательные примеры благородного самоотвержения. На пароходе находилось восемь спасательных кругов: семь из них сгорели без пользы, —об них забыли в минуту переполоха. Только один круг пошел в дело: его случайно увидал и воспользовался им какой-то казак, фамилию которого нам не могли сообщить. Он уже готовился кивуться с ним в воду, как вдруг подбегает к нему женщина с ребенком на руках и с плачем просить уступить ей круг:— «Батюшка! у меня младенец на руках, — плавать не умею. Не дай помереть! Казак сам, как оказалось, не умел плавать, но тотчас же отдал женщине круг и даже сам помог ей спастись. Следом затем, перекрестившись, он бросился за борт. Доброе дело вознаградилось: казак поймал какой-то предмет и благополучно достиг берета; спаслась и женщина с ребенком.
Немало самообладания выказала и жена капитана парохода ‹Вера». В самый разгар катастрофы, муж ее очутился каким-то образом в воде, у самого колеса. Каким образом попал он в воду, никто не может дать себе отчета. Видели только одно, как самоотверженная женщина, стоя за кожухом парохода, на решетке борта, и таким путем укрываясь от жара, в течение долгого времени с отчаянным усилием удерживала за веревку мужа, барахтавшегося в пароходных волнах, до тех пор, пока оба не были спасены — подоспевшею лодкою; она снята с парохода опаленною.
Погибающие спасались, кто как мог. Нашлось двое смельчаков, — которые, хорошо плавая, переплыли всю Волгу и вышли на берег у Ровного. Один русский и один татарин переплыли Волгу к Ровному с помощью ящика, из-под дуль. Один из приказчиков г. Заматнина, вместе с шестью другими лицами, успели вскочить на висевшую за кормой пароходную лодку (которую, значит, раньше не догадались спустить); обрезав веревки, они вместе с лодкой упали в воду, причем приказчик расшиб себе переносицу и ушиб ногу; лодка черпнула воды—и вплоть до Ровного ее отливали сапогами; думают, что лодка даже текла. Трое казанских татар, бросившихся в воду еще на стержне реки, спаслись тем, что уцепились за руль парохода; двое их товарищей выплыли. Благополучно выплыли также трое козмодемьянских бурлаков, Из казанцев погиб приказчик г. Алафузова,--Мамаев. Пароходный буфетчик, бывший, как говорят, выпивши, сгорел. Жена и дочь его бросились в воду; мать утонула на глазах дочери, а последняя достигла берега, но вышила на него, потерявшею драгоценнейший дар человека— разум: она помешалась от ужаса. После буфетчика и жены его осталось шесть дочерей. Сгорело, сравнительно, немного: по крайней мере на другой день в корпусе парохода найдено было только семь скелетов. В числе - сгоравших, кроме буфетчика, находится один кочегар. Из лоцманов спасся только один, находившийся у штурвала; второй, спавший в каюте, погиб, — предполагают, что сгорел. Спасся машинист и один масленщик. Из пароходной команды большинство, как хорошие пловцы, спаслись.
Читателям нашим уже известно, что спасению пассажиров, бросившихся в воду, в весьма значительной степени препятствовало то обстоятельство, что машина парохода продолжала работать во все время пожара: колеса взметывали воду и разводили валы, которые относили спасавшихся от мели. Судя по рассказам очевидцев, в этом едва-ли можно винить машиниста: в тот момент, когда нос парохода врезался в отмель, в машинных камерах вряд ли возможно было оставаться; огонь и дым должны были выгнать оттуда служащих прежде, нежели пароход дошел до песка,
Многе торопились бросаться в воду еще в самом начале пожара, опасаясь взрыва резервуара с нефтяными остатками („Вера“ отоплялась нефтью). Опасения были напрасны: нефтяные остатки сгорали без взрыва и совершенно незаметно в общем хаосе огня и разрушения.
Правильное спасение утопавших началось лишь с прибытием лодок; не явись они на помощь-—катастрофа приняла бы еще более страшные размеры.
Некоторые из погибших найдены на песке, выползшими из воды. Очевидно, что эти несчастные имели еще сил вылезти на берег, но здесь умирали или от истощения сил или от сильного потрясения: они найдены как бы застывшими в ползущем положении тела. С прискорбием следует заметить, что на другой день оказались следы мародерства: эти трупы найдены с вывороченными карманами и обобранными...
* * *
В ту же ночь, по окончании спасания утопавших, всех спасшихся и спасенных доставили на лодках в село Ровное, где они нашли себе у ненецких колонистов самый радушный прием и гостеприимство.
Колонисты на следующий день собрали в пользу потерпевших от катастрофы тысячу рублей денег, в том числе 240 рублей ассигновали из общественных сумм, а остальные 760 рублей собрали подпиской. Пример, достойный подражания для нас, русских!
На следующий день колонисты устроили для своих случайных гостей хороший обед, выставили им водки, помогали даже одеждою и обувью.
Пароход сгорел дотла. — Остались не сгоревшими только плицы у колес, так-как колеса работали во все время пожара. Железный корпус парохода до сих пор стоит против Ровного, приткнутый к песчаной отмели. На следующий день, 8-го августа, капитан и оставшаяся команда „Веры“ переправились с утра на тот берег и приступили к охране металлических частей, оставшихся от сгоревшего парохода.
Общее негодование возбуждало то обстоятельство, что не принималось никаких мер к извлечению из воды трупов погибших. В этом отношении первый почин сделан — частным лицом. В числе спасенных находилея один купец, сын которого утонул во время катастрофы, Желая найти тело сына, он заказал за 5 рублей тоню. Сети принесли семь трупов,-—но сына купца между ними не оказалось. Бросили другую тоню, которая дала еще пять трупов,—но сына купца и здесь не оказалось; зато эта тона принесла труп астраханского купца Титова, в бумажнике которого оказалось 8,600 рублей денег. Тем поиски и окончились.
Между тем на место катастрофы прибыл товарищ прокурора и другие власти, а также саратовский агент 0бщества „Самолет“, г. Шебенин. Товарищу прокурора было указано на,необходимость разыскания трупов погибших. Была устроена большая тоня, которая принесла еще до 30 трупов. Эти трупы— представляли собою одну сплошную кучу покойников, уцепившихся один за другого, видимо, погибавших в страшных предсмертных агониях. Читателям нашим из телеграмм известно, что извлечение трупов продолжалось и в следующие дни
* * *
С прибытем в Ровное властей, началось дознание. Опрошены капитан, команда парохода, пассажиры и жители Ровного. Спасшимся пассажирам предложено заявлять о понесенных ими потерях,
Точная цифра погибших восстановлена быть не может. Пароходные книги сгорели, а многие пассажиры брали билеты с попутных пристаней на самом пароходе, так что книги агентских контор— могут мало помочь делу. По числу извлеченных трупов судить о количестве погибших также нельзя, так как многие “бросались в воду на средине реки и масса трупов могла быть унесена течением — очень далеко. На следующий после катастрофы день производилась переписка всех спасенных; записано (по 9 августа) 180 человек. Минимальное количество пассажиров на „Вере“, по словам уцелевших из них, следует принять в 450 человек. Следовательно, число погибших не должно значительно отклоняться от цифры — трехсот. Немного более или менее этой цифры, — но последствия, во всяком случай) ужасные, неслыханные. В открытом море изредка случались подобные катастрофы; но в речном пароходстве это, наварное, первый по размерам своим случай с тех пор, как спущено было на воду первое — паровое судно...
* * *
По выполнении всех следственных формальностей, спасенные пассажиры стали разъезжаться из колонии Ровное.
Г. Замятнин, с своими служащими, и 20 человек других спасенных, имевших возможность заплатить за свой проезд—-выехали в ночь с 8-го на 9-ое августа, на пароход „Фельдмаршал Суворов», общества Кавказ и Меркурий. Одновременно с ними выехали на Самолетском пароходе «Турист» пять человек спасшихся казанских татар. Остальные спасенные пассажиры ,—преимущественно рабоче и бурлаки,—переданы 9-го числа вечером на Самолетский пароход „Геннадий Ратьков-Рожнов“.
На место катастрофы выехал министр путей сообщения, генерал-адъютант Посьет. В Балакове пароход, на котором следовал г. Министр, встретился с пароходом „Фельдмаршал Суворов“. Г. министр посетил последний и имел беседу с ехавшими на „Суворове“ пассажирами «Веры›; особенно долго говорил он с г. Замятниным.
Генерал-адъютант Посьет обещал самое внимательное и серьезное расследование дела, присовокупив, что виновные в катастрофе— понесут заслуженную кару.
*) Пароход „Вера“ был полуамериканского типа: каюты помещались в нем в самом корпусе судна, как на обыкновенных пароходах, на верхней же палубе находились только рубки.
(Из газеты «Волжский вестник» от 13 августа 1886 года, № 174 (Материал предоставил Андрей Калинин) )
Упоминаемые суда: Вера, Фельдмаршал Суворов, Геннадий Ратьков-Рожнов, Турист.
Упоминаемые судовладельцы: общество пароходное "Самолет "..