Ввиду разноречивых толков о поведении во время пожара «Царицы» машиниста этого парохода Ник. Гав. Седова, корреспондент «К. Вол. Р.» отправился на Устье и нашел г. Седова в каюте 3-го кл. парохода «Сарапулец».
В каюте, − пишет он – кроме г. Седова, находились еще две женщины и юноша.
Пережитое при страшной катастрофе у Мариинского посада наложило отпечаток на лицо этого сильного закаленного человека. Перед нами был тяжело нервно-больной, с беспомощным, страдальческим, убитым взглядом.
Слабым, глухим голосом, чуть приподымаясь с койки, он стал говорить, что совершенно разбит и не может разговаривать.
− Мне так тяжело вспоминать пережитое… От одного воспоминания я прихожу в ужас… Не надо…
− Погодите минутку в столовой, я выйду туда. И действительно вышел.
− Ну, слушайте, проговорил он, садясь за стол, я повторю вам то, что уже рассказывал властям.
Дело было так:
− Обычно с 8 час. вечера до 2 часов утра я нахожусь на вахте. Так было и в роковую ночь.
− Незадолго до пожара, ввиду близости смены машинной команды, я решил пройти к каюте кочегаров, расположенной на корме, дабы убедиться спят ли они и способны ли будут стоять вахту. Это я делаю постоянно, т. к. боюсь допустить к вахте пьяных или невыспавшихся людей.
Убедился, что в каюте все тихо и погружено в сон, я успокоенный пошел обратно, причем, невольно обратил внимание на сидевших на корме, и тихо беседовавших четырех неизвестных… Однако, не придал значения этому и прошел к себе в каюту…
Прошло шесть-семь минут и вдруг слышу тревожный крик. Инстинктивно я понял, что на пароходе что-то случилось и потому бросился к двери и отворил ее. В кормовой части я увидел пламя огня.
− Пожар! – мелькнуло в голове и я бросился в машину готовиться к тушению пожара камеронами и насосами.
Отдав нужные распоряжения, я вновь бросился на палубу, чтобы проверить, работают ли шланги, но уже было поздно, весь пароход был окутан густым дымом и увидать ничего было невозможно. Видя, что дело плохо и пароход гибнет, я бросился обратно в машинное отделение и крикнул команде:
− Ребята! Пароход весь охвачен пламенем и его никто не тушит, а потому и нам надо спасаться!
Перед этим горящий пароход уже шел к берегу.
Одновременно, подойдя к рупору я отдал приказ кочегарам тушить форсунки, т. к. если бы оставить форсунки открытыми, то котел мог бы взорваться.
Но, не будучи уверен, что приказание мое исполнили, я поручил смотреть за машиной своим помощникам, а сам побежал к кочегарам, которых уже у котла не нашел. Они убежали. Две форсунки левого котла горели, а правого были потушены. Потушив форсунки, я вернулся к машине и нашел ее оставленной… Вся команда убежала. В это время все машинное отделение уже было наполнено дымом. У меня закружилась голова и я уже был готов упасть, но вдруг вспомнил, что в каюте у меня спят девочка-дочь, 13 лет, и племянница, 12 лет. Ужас охватил меня. Напрягая последние силы, я поднялся по лестнице в иллюминатор с одной мыслью спасти детей, как вдруг услышал в машине телеграфный сигнал командира.
Сразу сообразил, что нужно вернуться в машину… Мысленно молясь за детей, я с трудом спустился в машину и увидел, что стрелка телеграфа указывает команду капитана: «полный вперед», я пустил машину, но уже остаться при ней был не в силах, ибо задыхался в дыму. Цепляясь за ступеньки, я добрался до иллюминатора, он уже был тоже в огне. Рискуя сгореть, я бросился в огонь, благополучно миновал его и очутился у дверей своей каюты.
Войдя в нее, я запер за собою дверь так как боялся, что девочки увидят пожар и перепугаются, и увидел, что девочки спокойно спят. Разбудив их и одев, хотел выйти на палубу, но уже было поздно. Здесь было море огня.
Что делать?
Ужас охватывал меня за жизнь несчастных детей и придавал смелость решиться на отчаянный шаг.
Забрав девочек – одну под мышку, а другую посадив на плечи, я через окно вылез на борт около кожуха правого колеса и намеревался по отводу пройти на нос, но и это было поздно, т. к. и на носу уже бушевал огонь.
Мне оставалось одно: броситься в воду, что я и сделал. Окунувшись с головою, я появился на поверхности, все еще не выпуская детей.
Попытался плыть к носу парохода, которым он зарылся в песок, но работа колес парохода затягивала меня под пароход. Я обессилел. Попытался удержаться за предохранительную цепь, но безуспешно. И тут решился или погибнуть или спастись. Свободной рукой я схватился за спицу колеса и был выкинут на другую сторону вместе с горой воды, которую зачерпнула спица. Сам я появился на поверхности, но детей уже со мной не было. Я был близок к обмороку и в таком состоянии я уцепился за спущенный трап и лишился сознания. Опомнился я только на берегу. Кто меня спас – не знаю. Меня отправили в больницу Мариинского посада, где я пробыл лишь до полдня и хотя был слаб, но ушел разыскивать своих детей… И нашел только их трупы.
У меня повреждена только нога.
Вот рассказ Седова.
Уехал г. Седов на родину в село Кривуши, Симбирского уезда, для поправки здоровья.
Он служил в об-ве с 1881 года. На пароходе «Царица» служил 11-ю навигацию.
(Из газеты «Голос Самары», 1914 год, 24 июня, № 132, стр. 6. Материал предоставлен Алексеем Александровым)
Упоминаемые суда: Сарапулец, Царица..